Комната страха
Шрифт:
Страх поселился в самом центре груди. Холодной змеей свернулся там и время от времени прикасался к сердцу раздвоенным языком. Ева металась в своей квартире от стены к стене и никак не могла прийти в себя.
Сомнений нет, здесь ей оставаться нельзя. Как она могла быть столь легкомысленной и воображать, что безопасность в такой непосредственной близости к парку, месту преступления, возможна? Нет, надо убираться отсюда, и срочно! Сейчас же. Но… куда? Не к Виоле же, в самом деле.
Глубоко вздохнув, стараясь не впасть в истерику, пройдясь на цыпочках по самому краю паники, Ева приняла решение. Она едет к бабушкам в загородный дом. Там ее никто не увидит. На всю округу ни одного нищего или преступника, насколько ей было известно. В такой глуши она не попадется на глаза ни случайному прохожему, ни тому, кто ее будет специально искать. Да и потом, искать ведь ее будут в городе, верно? Но кто же, кто? Этого вопроса она себе еще ни разу не задавала. Странно, но того, кто явился причиной всего этого кошмара, она не вспоминала и даже не пыталась себе представить.
А вот ее не забыли. И ей опять хотят причинить вред. Схватив ключи, она выскочила на улицу. Всего несколько минут изменили мир до неузнаваемости. Из теплого и приветливого, исполненного в ярких цветах, он превратился в мертвый черно-белый слайд. Опускающийся на город вечер пытался догнать Еву, убегавшую из города на такси.
Тьма настигла ее уже за городом, и, пока она не доехала до своих, напряжение не покидало ее. Ничего вокруг не замечавшая Ева с трудом очнулась, когда водитель сказал, что они приехали.
Расплатившись, она вышла из машины и, встав у порога, задумалась: а примут ли ее здесь? Внезапный испуг от мысли, что в доме вообще может никого не быть, прошел, как только она вспомнила, что в кадке с геранью у черного входа всегда лежали запасные ключи. Вдруг дверь открылась и на пороге со свечой в руке возникла Фани.
– Ева, детка моя! Как я рада тебя видеть. У нас пробки перегорели, мы здесь в потемках. Я слышала шум машины, ты разве не с Виолой? – подслеповато щурясь в темноту за спиной внучатой племянницы, спросила Фани.
– Нет, Фани, я одна. Так получилось… Простите, что не предупредила. У меня тут небольшой отпуск, и я решила, а почему бы не приехать сюда. – Ева безнадежно увязла в попытках найти оправдание своему неурочному визиту. Впрочем, слушать ее никто не собирался, тем более оправдывать.
Фани, заранее предвкушая все хлопоты, связанные с появлением гостьи, уверенно увлекла Еву в сторону кухни. Теплый свет сначала свечи, а затем керосиновой лампы вновь вернул краски жизни в мир Евы.
– Бедняжка ты моя маленькая! – Фани, заметив гипс на руке Евы, всплеснула руками и кинулась обнимать и утешать свою «детку», которая возвышалась над ней на целых две головы. – Ты еще и больная совсем, маленькая моя девочка. Садись, садись поскорее вот в это кресло. Сейчас я приготовлю чай, булочки поспеют через пару минут Я как чувствовала, что не пропадут! Варенья маловато, пойду, достану новую баночку. Ты ведь крыжовенное любишь?
– Ты не волнуйся, пожалуйста, Фани. И бабушкам скажи, что все хорошо. Через пару недель я уеду. И отпуск у меня вовсе не из-за руки, это просто пустяки. Фани, Фани не беспокойся ты так!
– Я же отлично помню, что крыжовенное. Вот Марфа так без ума от смородинового. Она еще говорила, что ни разу не пробовала такого вкусного, как мое. Еще бы! Я ведь туда вишневые листики добавляю, поэтому и аромат получается пикантнее.
Нежное воркование Фани успокаивало, отгоняя прочь все страхи и волнения. Отступая, они оставляли только легкий привкус дыма и печали. А может, жженым пахло из-за свечей. Ева отдалась на волю своей заботливой родственницы и молча наслаждалась уютом знакомой с детства обстановки.
В печке с голубыми изразцами весело потрескивал огонь. Темные махины старинных буфетов, заставленных банками и горшочками, как добрые великаны, охраняли освещенную огнем кухню. Это было просторное помещение, в центре которого вольготно располагался стол с каменной столешницей. На печи всегда стоял горячий чайник, у открытой топки лежали поленья. Желтые и багровые тени плясали по стенам, увешанным сковородками, разделочными досками и детскими рисунками – подарками дому почти от всех поколений девочек.
Разомлевшая, напившаяся чаю с волшебными булочками, Ева, почти засыпая, похвалила себя за правильное решение. Фани проводила ее в спальню с огромной кроватью и пестрыми вязаными половиками. Кровать посверкивала, отражая золото свечей. Перин и одеял на ней лежало такое количество, что стоявшая у подножия скамейка была вовсе не лишней для человека ниже среднего роста, если бы таковой вознамерился прилечь.
Облачившись в расшитую кружевами ночную рубашку, Ева блаженно вздохнула и утонула в хрустящих лавандовых волнах накрахмаленного постельного белья. У Фани простыни сушились на солнце, и не было их белее и ароматнее на всем свете. Ева даже и не думала сопротивляться, когда Фани поцеловала ее в лоб.
Уснув практически тотчас, как голова коснулась подушки, Ева спала, не видя снов. Под утро ее навестила Лени, закапав одеяло водой с длинных волос. Такая же, как у Евы, ночная рубашка Лени была мокрой и облеплена водорослями. Печальная Лени была неимоверно красива – прозрачная кожа отливала нежной зеленью, тонкие пальцы осторожно гладили голову сонной Евы. Венок из полевых цветов, украшавший голову русалки, был единственной яркой деталью в этой скорбной, сотканной из тумана фигурке.
«Здравствуй. – Ева улыбнулась сестренке и сладко потянулась. – Уже утро?»
«Скоро, скоро. – Тихий голос Лени был похож на шелест листвы. – Ева, отдыхай. «Как узнать, кто милый ваш?» – пропела она тихо, – даже если ты знаешь, кто ты такая, то не знаешь, чем можешь стать. Вот розмарин, это для воспоминания – нет, тебе не дам его. Забудь. Здравствуй, мальчик, здравствуй девочка», – чинно поздоровалась Лени, глядя на Еву.
«Лени, я скучала по тебе, – и, слегка замявшись: – Можно я прикоснусь…»
«Спи, Ева», – произнесла Лени.
И Ева опять уснула.
Проснулась она лишь около полудня. Умиротворенная, отдохнувшая, она твердо намерена была больше не терзать себя размышлениями о причинах такого неадекватного спокойствия в ее обстоятельствах. Пусть будет что будет.
Ева улыбнулась, и, выпростав из-под одеяла ноги, поболтала ими в воздухе. В дверь осторожно постучали. «Как будто бабочка в стекло», – подумала Ева.
Это была Фани, на подносе она принесла горячий кофе с молоком, вкуснейшие гренки в омлете, оладьи и варенье – крыжовенное.
– Фани, я же не съем столько! – радостно воскликнула Ева, поудобнее устраивая на коленях деревянный поднос с круглыми перламутровыми ручками. – Какая вкуснятина!
– Ах ты моя маленькая, ешь, ешь! Давай-ка я тебе сама вареньем оладушек намажу– Поглаживая девушку по волосам, Фани поправила подушку под спиной Евы. – Ты отдыхай, лежи себе, выздоравливай. А то книжек подберу, чтобы не скучно было здесь. Только тебе отдыхать надо, сил набираться. Как же с рукой? Может, врача вызвать?