Комната страха
Шрифт:
– Выходит, что в этом доме несколько раз за последние сорок лет устраивались гадалки и предсказательницы?
– Вызывающие духов умерших, – добавила я. – И поверьте мне, Петя, если такой балаган, цирк или варьете – назовите, как вам придется по нраву, – обустроены без оглядки на затраты, зрелища там происходят куда более увлекательные, чем в синематографе.
– А у нас сейчас показывают весьма любопытные фильмы! Но давайте закончим со столоверчателями… Э-э-э… столовертами?.. и духовызывательницами. Получается, эти самые Бушнеры оборудовали в особняке специальную залу по последнему слову науки и техники.
– Очень может быть, что и такое происходило. А то бы мадам М. в вашем городе побывала бы не трижды, а четырежды или все восемь раз.
– Хм… Вполне возможно.
– Тем более, что в этот раз нечто подобное происходит. Светлана Андреевна взвинтила цену до невероятной суммы. А, предположим, наследник Бушнеров решил настоять на своей цене. Уже пошли по городу слухи о заведшейся в особняке нечисти. Это и цену снижает, и конкурентов распугивает.
– Кхм, – снова многозначительно хмыкнул Петя и улыбнулся этак, что я сразу догадалась: и у него припасены свежие новости. – Наследника Бушнеров зовут скорее всего Анатолием Ивановичем Гурьевым. Прибывшим несколько недель назад с невнятными целями и ставшим лучшим другом, если не более того, госпожи Татьяны Вибе. Очень интересовался успехами Татьяны Францевны на ниве театра, всегда расспрашивал в подробностях. Проживает в «Европейской», номер не узнал, но узнать легко.
– Так, так. У вас тоже сюрприз припасен!
– Я вчера решил, что следить будет очень уж неинтересно. И, не дай бог, снова мороз ударит, так уже и невозможно станет, если не желаешь что-то себе обморозить. Взял и просто позвонил своему знакомому, который знаком и с Ольгой, и с Татьяной, да и спросил его об их знакомых.
– Петя! Послушайте, что вы несете. Ваш знакомый, их знакомый, тот, что знаком, про знакомых!
– Это я от задумчивости. Потому что стал думать, что мы с ним делать станем?
Я открыла рот рассказать о письме с угрозами, но промолчала об этом.
– Прежде нужно проверить ваши данные и саму причастность господина Гурьева ко всему этому. Хотя и не верю, что этакий букет совпадений случаен. Но…
– Что же вы задумались?
– Не могу пока объяснить толково, но у меня зародились подозрения, что проделка с портретом осуществлена совсем другим человеком. Не тем, кто пугал нас в зале. Во-первых, не мог он пробраться незамеченным в гостиную на третьем этаже. Да и незачем ему рисковать после столь успешного фокуса с этой курицей.
– Фокус как раз неуспешный. До этого все аккуратно проделывал, а тут наглупил с краской.
– Это как посмотреть. Не будь там вас…
– И вас!
– Хорошо, не будь там нас, никто бы на краску внимания не обратил, уверена. Но это отдельный разговор. Вот только что Яков Михайлович сказал, очень возможно, что использованы разные реактивы для написания светящихся букв. Короче говоря, нужно быть последовательными. Доказать причастность господина Гурьева, а уж затем выяснять, был ли второй озорник, из одной они компании или из разных.
– Ну и как мы будем доказывать причастность или непричастность
– Нужно осмотреть флигель. Давайте прямо сейчас подъедем к Светлане Андреевне, попросим разрешения.
За разговором мы прошли добрую треть пути и с удовольствием оставшиеся две трети прошагали бы пешком, но у меня были планы на вторую половину дня, да и у Пети найдутся дела. Так что мы взяли извозчика и с ветерком домчались до особняка в Соляном переулке.
Петр Матвеевич распахнул перед нами дверь.
– А, господа хорошие, вновь пожаловали? Не боитесь после всего в залу ходить?
– Да мы не в залу. Мы к Светлане Андреевне, – объяснил Петя.
– Увы и ах, но барыни дома нету. Уехала и допоздна. Может, передать что?
– Да, передайте. Светлана Андреевна накануне обещала меня с художником познакомить, – сказала я, чтобы дать объяснение нашему визиту. – Напомните ей?
– Ну что ж, напомню. Заходить не станете?
– Наверное, не станем.
Мы попрощались и спустились по трем ступенькам крыльца. И едва не столкнулись с бродягой или с нищим. Он шарахнулся в сторону, но недалеко. Замер под нашими взглядами и протянул руку. Я достала гривенник и вложила его в ладонь, слегка коснувшись руки. Нищий закивал, глаза блеснули благодарно.
– Немой, наверное, – сказал Петя, когда мы пошли своей дорогой, а нищий своей.
– Может быть. Глаза какие у него яркие, обратили внимание? И жалобные очень.
– Жаль, что не застали госпожу Козловскую, – сменил тему разговора Петя.
– Зато есть время прогуляться.
17
На репетиции нам с Олегом Свиридовичем, мастером по шумам, пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы добились требуемого результата, при котором почти одновременно звучали раскаты грома, шумы дождя и ветра, топот копыт. Тут уже не четыре, тут по большому счету десять рук потребны. Но мы, пусть с трудом и не сразу, приноровились, хоть я и успела десять раз согласиться с мнением Арона Моисеевича, высказанным им днем в адрес нашего антрепренера и режиссера. Узурпатор! Узурпировал власть над нами и повелевает: сделайте так, сделайте этак! А то, что некоторые вещи сделать почти и невозможно, его не интересует. Но получилось у нас в результате неплохо, а в следующий раз выйдет еще лучше. До премьеры есть время, освоимся. Так что я перестала сердиться на Александра Александровича за его крики и упреки, что мы не поспеваем. Да и сердилась я не всерьез, и на себя больше, чем на него. Понятно же, что все это для успеха спектакля делается.
Устала я сильно. Тем более что пришлось проследить, чтобы маменьку в самом деле не стали окатывать водой из ведра. Но воду хоть и принесли в нескольких ведрах, тут Арон Моисеевич сказал правду, но поливали артистов из ковшика и понемногу. С расчетом, чтобы при выходе на сцену с отряхиваемых одежд летели брызги. Зато политых артистов набралось немало, и воды понадобилось тоже много.
Репетиция закончилась, актеры стали расходиться. Я направилась к господину Корсакову, чтобы просить показать мне костюм Арона Моисеевича, но тот был занят беседой с молодым человеком. Я встала в сторонке, но краем уха услышала, о чем шел разговор, и заинтересовалась.