Комната Вагинова
Шрифт:
Единственной подруге Нины Лере дозволялось приходить в гости еженедельно, но та почти никогда не пользовалась такой привилегией. Подруга жаловалась, что в этой квартире ей неуютно: в ней слишком темно и пахнет мокрыми шкурами. Кроме того, подруга считала, что бабушка Нины все время стоит под дверью и подслушивает их разговоры.
Нина круглосуточно сидела в этой огромной мрачной квартире — в просторном пыльном мешке. У нее была своя комната, все пространство которой съедала двуспальная кровать. Сбоку был втиснут крохотный столик, на котором едва умещались тетрадь с учебником. Поскольку бабушка почти все время спала, а половицы в квартире скрипели ужасно громко, Нина, чтобы не будить бабушку, не покидала комнаты. Сделав пару кругов, она сдавалась на милость кровати, сутками валялась в ней с книжками, вдыхая их едкую многолетнюю пыль. Кроме того, комната
Нину лишили общения с мальчиками, что не мешало бабушке активно заниматься ее секспросветом. С врачебной непосредственностью и какой-то нечеловеческой брезгливостью к «половому зуду», которым почему-то так одержим род homo, бабушка описывала различные проявления сексуальной жизни. Без тени смущения говорила об интимных процессах, никогда не утруждая себя поиском эвфемизмов вроде «низ живота». Было неясно, к чему Нине эти абстрактные знания. Вероятно, бабушка думала, что мальчики в какой-то момент просто сгустятся из тьмы гостиной. Они сразу появятся, стоит дать слабину в гигиене, — как тараканы или клопы. Но даже поддержание идеальной чистоты не гарантирует избавления от паразитов. Мальчики и мужчины — это загадочные и гнусные существа, время от времени выпускающие в атмосферу облака спермы.
Нина прочла всю бабушкину библиотеку: полные собрания сочинений русских классиков, сотни томов серий «Библиотека всемирной литературы» и «Литературные памятники». Нина перечитывала из раза в раз романы Достоевского и Кафки, и мужские персонажи накладывались на собирательный образ мужчины, созданный бабушкой. Если Нина пыталась представить себе будущего парня, то в голове неизменно возникал нервный, худой и бледный юноша с роботизированной походкой. Он ходил из угла в угол, произносил путаный истерический монолог о Боге и Истине, после чего снимал штаны и давал в воздух очередной залп спермы.
Сексуальное просвещение началось очень рано — гораздо раньше, чем Нина стала задумываться о подобных вещах. Она не задумывалась о них очень долго, но все же этот момент настал. Просто однажды Нина увидела в окно пару подростков, которые целовались, сидя на лавочке возле подъезда, целовались, вульгарно раззявив рты, так, что с пятого этажа можно было разглядеть их языки. Парочка целовалась под невыносимо громкий скрип качелей: качели были пусты и, должно быть, качались от ветра. Скрип, на который Нина прежде не обращала внимания, вдруг стал доставлять ей острейшую боль — как от лечения зуба без анестезии. Этот случай запустил в голове Нины необратимый процесс. С каждым днем она все меньше ощущала себя чудом спасенной больной и все больше — пленницей, хитростью привлеченной в подвал, заточенной в нем, оставленной гнить заживо.
Теперь почти все свободное время Нина проводила возле окна в ожидании той парочки с языками или кого-нибудь вроде них. И даже если вместо парочек появлялась группа прыщавых гопников с «Ягуаром», Нина смотрела на них мечтательно — как на загорелых голливудских красавцев, растянувшихся на палубе яхты. Правда, теперь свободного времени было немного. Нина перевелась в десятый класс и начала готовиться к поступлению в институт. Из домашних учителей Нина больше всех сблизилась с Валентиной Дмитриевной, учительницей русского языка, и та настойчиво советовала ей поступать в пединститут имени Герцена. Бабушка вроде бы не возражала, хотя оговаривала, что Нина сможет учиться только заочно. Вскоре Нина начала замечать, что бабушка саботирует мероприятия, связанные с поступлением. Она упорно «забывала» купить нужные пособия и учебники и даже «забыла» отвезти Нину на день открытых дверей. Внушала, что подготовительные курсы — это пустая трата денег и времени. Валентина Дмитриевна вела с бабушкой долгие приглушенные разговоры на кухне, о содержании которых Нина почти ничего не знала. Что Нина отчетливо слышала, так это многократно повторяемое бабушкой словосочетание «родовая травма». Неизвестно, к чему бы это все привело, если бы и дальше развивалось по бабушкиному сценарию, но тут произошло непредвиденное событие.
За полгода до выпускных экзаменов у бабушки с Ниной случилась первая и единственная крупная ссора, которая разгорелась из-за мелочи. Нина вымыла пол в своей комнате, а бабушке показалось, что пол вымыт недостаточно хорошо, и она потребовала доделать работу. Нина саркастически ухмыльнулась: «А как же моя родовая
Но Нина так ни на что и не решилась. На следующий день бабушка вела себя, словно никакой ссоры не было, и Нине пришлось подыграть. Потянулись привычные дни, внешне обыкновенные, но для Нины полные скрытого напряжения и тревоги. Прошло несколько месяцев, и однажды за ужином бабушка схватилась за сердце, вся затряслась, громко, ненатурально охнула, как будто снова вживаясь в роль артистки провинциального театра, и повалилась на пол. Когда до Нины дошло, что нужно звонить в скорую, она еще с минуту стояла у тела в каком-то древнем отупении. Потом она бесконечно корила себя за эту проволочку, которая, как сочла Нина, и стоила бабушке жизни. Когда Нина получала аттестат, ей показалось, что директриса и Валентина Дмитриевна смотрят на нее в упор тяжелыми взглядами следователей. Улыбнувшись им, Нина подумала: «Они знают».
Сеня сидит на кровати и снова и снова читает текст сообщения на экране смартфона. На его лице выражение озабоченности, едва ли не страха, хотя это текст совершенно невинного содержания: «Привет, как дела?))» От смайликов все холодеет внутри: только не эти двойные скобки! Сеня хорошо знает, что отправитель всегда пишет затем, чтобы сообщить неприятные новости. И все эти «привет» и «что новенького» для него слаще любовных прелюдий.
Это Леша Две Грязных Сплетни, научный сотрудник Пушдома. Болтливый женственный интриган, всегда мокрый и задыхающийся, в яркой рубашке и с шейным платком на вспотевшей шее. Леша — главный коллекционер скабрезных историй в филологическом Петербурге, хранитель тысяч гнуснейших сплетен. Отсюда и прозвище: о ком бы из общих знакомых ни зашла речь, у Леши найдется о нем как минимум две истории. И эти истории охарактеризуют любого знакомого с самой невыгодной стороны. Часть этих историй — просто курьезы, анекдотичные случаи, но в основном речь о мерзостях, настоящей отборной грязи, неприглядной, отталкивающей — на вас как будто сыплется содержимое урн из общественных туалетов. В осведомленности Леши о грехах и пороках сотен, если не тысяч людей есть что-то дьявольское. Леша всегда в курсе всех новостей отрасли: кадровые перестановки, конфликты, новые гранты, перемены в меню университетской столовой. И если новость способна вас огорчить, Леша незамедлительно вам ее доставит.
Наконец Сеня набирается сил и пишет Леше: «Привет, нормально». Через секунду приходит ответ: «Есть одна новостишка, Сень. Ты лучше присядь сначала».
«Уже сижу, Алексей», — с обреченностью смертника нажимает на кнопки Сеня. Он встает и ходит по комнате, пока Леша Две Грязных Сплетни что-то печатает. Сеня пытается вообразить себе логово Леши — то место, где он собирает данные, ведет обширную переписку. Сеня представляет бункер или пещеру, что-то вроде Batcave из вселенной «Бэтмена» — огромное и мрачное убежище сверхчеловека. Повсюду мониторы, блоки питания и датчики, настроенные на улавливание сплетен.
«Они нашли нового автора книжки о Вагинове, — сообщает Леша. — Ее будет писать Валаамов. Вчера он заключил договор, ему заплатили аванс. Насколько я знаю, он уже начал работу».
У Сени стучит в висках, он расстегивает верхние пуговицы на рубашке, снова садится и снова встает.
«Ты о чем?»
«Очень сочувствую, дорогой. Казалось, вот он, твой шанс, который выпадает раз в жизни! Нужно, как говорится, вцепиться и не отпускать. Но мы оба знаем, старик: всегда найдется тот, кто подставит подножку. Дело не в людях — речь о фундаментальном принципе, о каком-то скрытом законе природы. — Сеня не может не представлять, как чмокают губы Леши, как он откидывается в компьютерном кресле и закатывает глаза, отправив эту бессмыслицу. — Подожди, сейчас запишу голосовое».