Комната
Шрифт:
Я мертв, мертв, мертв.
— Я узнаю, — говорит Ма. — Если ты похоронишь его на заднем дворе, я все равно узнаю и буду кричать всякий раз, как ты откроешь дверь. Я здесь все разнесу и клянусь, что никогда больше не буду вести себя тихо. Чтобы заставить меня замолчать, тебе придется убить и меня тоже, ведь мне больше незачем жить.
Зачем она говорит ему, чтобы он ее убил?
— Не принимай все так близко к сердцу. — Мне кажется, что Старый Ник разговаривает с ней как с собакой. — Я сейчас заберу его и отнесу в свой грузовик, хорошо?
— Только осторожно. Найди какое-нибудь красивое место, — говорит Ма, плача так горько, что я с трудом различаю ее слова. — Чтобы там были деревья и трава.
— Конечно. Ну все, я пошел.
Я чувствую через ковер, как меня обнимают и сдавливают. Это Ма, она произносит:
— Джек, Джек, Джек.
Потом меня поднимают. Я думаю, это делает она, но потом понимаю, что он. Не двигаться, не двигаться, не двигаться, Джекер-Джек, приказываю я себе, ты — мертв. Старый Ник перебрасывает меня через плечо, ковер давит, затрудняя дыхание. Но ведь мертвые не дышат. Нельзя допустить, чтобы он меня развернул. Жаль, что Ма не дала мне ножа.
Снова раздается бип-бип, потом щелк, а это означает, что дверь открылась. Я нахожусь в лапах людоеда, фи-фай-фо-фан. Моим ногам становится горячо, а из попы выдавилось немного кала. Ма не говорила мне, что такое может случиться. Я чувствую вонь. Прости меня, ковер. Тут около моего уха раздается ворчанье — это Старый Ник крепко обхватывает меня. Меня охватывает ужас, я трус, остановись, остановись, хочется крикнуть мне. Но я не должен издавать никаких звуков, иначе он поймет, что его обманули, и он сначала откусит мне голову, потом сломает все ребра…
Я считаю зубы, но все время сбиваюсь, и у меня получается то девятнадцать, то двадцать один или двадцать два. Я — принц-робот супер-Джекер-Джек, мистер Пятилетний, я не двигаюсь. Зуб, ты здесь? Я не чувствую тебя, но ты должен быть в моем носке сбоку. Ты — кусочек Ма, маленький комочек застывшей маминой слюны, едущий вместе со мной.
Я не чувствую своих рук. Воздух отличается от того, что был в комнате. Я все еще ощущаю запах пыли из ковра, но, немного приподняв нос, я вдыхаю воздух, который…
Я снаружи. Неужели это возможно? Мы не двигаемся. Старый Ник стоит. Почему он остановился на заднем дворе? Неужели он собирается…
Он снова пошел. Я совершенно неподвижен. Ой-ой-ой, меня опускают на что-то твердое. Не думаю, чтобы я ойкнул вслух, я не слышал никакого звука. Мне кажется, я прикусил себе губу — во рту у меня привкус крови.
Раздается еще один бип, но не такой, как у нашей двери. Затем стук металла. Меня снова поднимают, а потом бросают, прямо лицом вниз, ой-ой-ой. Бах. После этого все вдруг начинает трястись, вибрировать и реветь прямо подо мной. Наверное, это землетрясение…
Нет, это, наверное, грузовик. Это совсем не похоже на терку. Это в миллион раз сильнее. Ма! — кричу я про себя. Смерть, грузовичок — всего лишь два пункта из девяти. Я — в кузове коричневого грузовичка, как мы и планировали. Я уже не в комнате. Остался ли я самим собой?
Теперь мы двигаемся. Я по-настоящему еду в грузовичке! Ой, мне же надо выбираться из ковра, я совсем забыл. Я начинаю извиваться, как змея, но ковер почему-то затягивается все туже и туже. Я застрял. Ма, Ма, Ма… я не могу выбраться тем способом, который мы отрабатывали. Ничего не получается, прости меня Ма. Старый Ник отвезет меня куда-нибудь и закопает в землю, и «червяк будет влезать и вылезать…». Я снова плачу, из носа у меня течет, мои руки зажаты под грудью, я сражаюсь с ковром, потому что он мне больше не друг, я бью его ногами, как в карате, но он не поддается, это саван для трупов, которые выбрасывают в море…
Звук становится тише. Мы больше не движемся. Грузовик стоит.
Это остановка, это перекресток, и это означает, что я должен прыгать. Это — пятый пункт нашего плана, но я еще не освободился от ковра, если я не могу из него вылезти, как я смогу прыгнуть? Я не могу переходить к пунктам четыре, пять, шесть, семь, восемь или девять. Я застрял на третьем, он закопает меня там, где водятся червяки…
Мы снова движемся, врум-врум.
Я поднимаю руку к залитому слезами лицу, протаскиваю ее к краю ковра, а потом высовываю и вторую руку. Мои пальцы хватают воздух, потом что-то холодное, потом что-то металлическое, а после этого какую-то вещь, которая сделана не из металла и имеет много выступов. Я хватаю и тяну, тяну, тяну и бью по ковру ногами и коленками, ой-ой-ой. Но ничто не помогает. Нащупай угол ковра. Это сама Ма говорит мне или я просто вспоминаю? Я ощупываю весь край ковра, но угла все нет. Наконец я нахожу его и принимаюсь тянуть. Мне кажется, хватка ковра чуть-чуть ослабла. Я перекатываюсь на спину, но так становится еще туже, и я теряю угол.
Грузовик снова останавливается, я еще не выбрался на свободу, а ведь мы договаривались, что я выпрыгну на первой же остановке. Я тяну ковер вниз, чуть было не сломав себе локоть, и вижу яркую вспышку. Вдруг она исчезает, потому что грузовик снова начинает двигаться врумммм.
Я думаю, что видел то, что снаружи, значит, мир снаружи все-таки существует, и он такой яркий, что я не могу… Мамы рядом нет, времени плакать тоже, я — принц Джекер-Джек, я должен стать им, или в мое тело заползут червяки. Я снова бросаюсь в схватку с ковром, сгибаю колени и поднимаю вверх попу, я хочу прорвать ковер своим телом, и он вдруг ослабляет свою хватку и падает с моего лица…
Я дышу чудесным черным воздухом. Я сижу на полу и разматываю ковер, словно я — банан и сам себя чищу. Мой хвост обвивает мою голову, и волосы закрывают глаза. Я нахожу свои ноги, одну и другую, значит, я уже полностью освободился от ковра. Я сделал, я сделал это, жаль, что Дора меня не видит, она спела бы песню «Мы это сделали».
По обе стороны дороги мелькают огни. На фоне неба движутся какие-то тени — я думаю, это деревья. Мимо проплывают дома и машины. Мне кажется, что я нахожусь внутри мультфильма, только все вокруг перемешано. Я держусь за край кузова, он твердый и холодный. Небо огромное, вдалеке оно розово-оранжевое, а остальная часть — серая. Когда я смотрю вниз, улица, уходящая вдаль, кажется мне черной. Я умею хорошо прыгать, но не тогда, когда все рычит и качается, когда огни словно в дымке, а воздух пахнет как-то странно. В таких условиях я не могу быть храбрым.