Комната
Шрифт:
— У них все тело холодное, а не только лицо. И еще они совсем застывшие, так что тебе пришлось бы лежать, как будто ты робот.
— А разве они не расслаблены?
— Это противоположно расслаблению.
— Но ведь робот — это он, Старый Ник, у меня же есть сердце.
— Поэтому я подумала, что для того, чтобы он не догадался, что ты живой, надо закатать тебя в ковер. Я скажу ему, что тебя надо отвезти куда-нибудь и похоронить, понял?
У меня задрожали губы.
— Почему ему надо будет меня похоронить?
— Потому что мертвые тела очень быстро начинают вонять.
В нашей комнате и так уже плохо пахнет из-за того, что мы не смываем воду в туалете, а подушка испачкана рвотой и все такое прочее.
— Значит, «червяк влезает, вылезает…».
— Совершенно верно.
— Но я не хочу, чтобы меня похоронили и чтобы по мне ползали червяки.
Ма гладит меня по голове:
— Но это же понарошку, понимаешь?
— Как в игре?
— Только без смеха. Это серьезная игра.
Я киваю. Мне кажется, я сейчас расплачусь.
— Поверь мне, — говорит Ма, — если бы была хоть какая-нибудь иная возможность спастись из этого ада…
Я не знаю, какие возможности существуют в аду.
— Ну хорошо. — Ма встает с кровати. — Сейчас я расскажу тебе, как все это будет, и ты поймешь, что бояться нечего. Старый Ник наберет код на двери и вынесет тебя из комнаты завернутым в ковер.
— А ты тоже там будешь? — Я знаю, каким будет ответ, но на всякий случай спрашиваю.
— Нет, я останусь здесь и буду ждать, — отвечает Ма. — Он отнесет тебя в свой грузовичок, положит в открытый кузов…
— Я тоже хочу ждать вместе с тобой.
Ма прижимает палец к моим губам, чтобы я замолчал.
— Это и будет твой шанс.
— Что именно?
— Грузовичок! Когда он остановится на первом перекрестке, ты выберешься из ковра, выпрыгнешь из кузова и приведешь сюда полицию.
Я в изумлении смотрю на нее.
— На этот раз план звучит так: смерть, грузовичок, побег, полиция, спасение Ма. Повтори!
— Смерть. Грузовичок. Побег. Полиция. Спасение Ма.
Мы съедаем на завтрак по сто двадцать пять подушечек каждый, потому что нам надо набраться сил. Я не голоден, но Ма говорит, что я должен съесть все без остатка. Потом мы одеваемся и учимся изображать мертвого. Это самая странная игра, в которую нам приходилось играть. Я ложусь на край ковра, и Ма заворачивает меня, приказывая повернуться на живот, потом на спину, потом снова на живот и снова на спину, пока я не оказываюсь плотно завернутым. Внутри ковра очень необычно пахнет — пылью и еще чем-то. Запах отличается от того, какой чувствуешь, когда лежишь на ковре.
Ма поднимает меня, и мне кажется, что меня раздавили. Она говорит, что я похож на длинный тяжелый тюк, но Старый Ник без труда меня поднимет, потому что у него мышцы покрупнее.
— Он отнесет тебя на задний двор, наверное, в свой гараж, вот так. — Я чувствую, как Ма ходит со мной по комнате. Я не могу повернуть голову. — А может быть, перекинет тебя через плечо, вот так… — Она с усилием поднимает меня, издав при этом хрюкающий звук.
— А долго я буду так лежать?
— Что?
Ковер скрадывает звуки, и она плохо слышит меня.
— Потерпи, — говорит Ма, — знаешь, мне пришло в голову, что он пару раз должен будет положить тебя на пол, чтобы открыть двери. — И она кладет меня на пол, опустив вниз головой.
— Ой!
— Ты помнишь, что не должен издавать ни звука?
— Извини. — Я упираюсь лицом в ковер, в носу у меня свербит, но почесать его я не могу.
— Он бросит тебя на пол грузовика, вот так. — Ма бросает меня, и я кусаю губы, чтобы не вскрикнуть.
— Не двигайся, не шевелись, будь неподвижен, словно робот, что бы ни случилось, хорошо?
— Хорошо.
— Потому что, Джек, если ты размякнешь и пошевелишься или издашь какой-нибудь звук, словом, если допустишь какую-нибудь ошибку, то он поймет, что ты жив, и так рассердится, что…
— Ну что? — Я жду. — Ма, что он сделает?
— Не беспокойся, он поверит, что ты умер.
Откуда она это знает?
— Потом он сядет в грузовик и поедет.
— Куда?
— Ну, наверное, за город. Туда, где никто не увидит, как он роет яму, скажем, в лес или куда-нибудь еще. Но как только заработает мотор, ты услышишь громкое рычание и все вокруг затрясется, вот так. — Она начинает тереть, словно теркой, через ковер. Обычно в таких случаях я хохочу, но сегодня мне не до смеха. — Это будет тебе сигналом, что надо выбираться из ковра. Попробуй вылезти из него.