Комонс
Шрифт:
Это не фехтование, а рубка, яростная, свирепая, в полную силу. И никакого романтического звона – скрещиваясь, палаши глухо дребезжат или отдаются гулким лязгом, когда удар приходится в подставленный баклер. Удар понизу с приседом, по ногам – Аст высоко подпрыгивает, пропуская клинок. Выпрямляюсь и с шагом бью горизонтально, целя в шею – так, чтобы слышен был на замахе свист лезвия…
«Hе видать мне ни пира, ни свадебной пляски, Пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан. БрошенФинальный удар Аст неожиданно пропускает – кончик клинка задевает лоб, над правой бровью. И Серёга не подкачал: поднёс левую руку ко лбу, картинно качнулся и с грохотом повалился на доски. А я победно вскидываю руку с палашом, поворачиваюсь к залу и встречаюсь взглядом с Галиной. Она рвётся на сцену, Татьяна Иосифовна деликатно её удерживает – но надолго ли этого хватит?
«Рыцарь в черном, укравший сердце нежное леди, Рыцарь в черном, затмивший ей песнями свет, Он, уснувший навек в окровавленном пледе, Рыцарь в черном – мой брат, Эдвин Мак-Мэд…»Секундой позже ко мне присоединяется Аст, и вместо аплодисментов, зал испускает общий испуганный вздох. Оборачиваюсь и замираю от ужаса – с Серёгиного лба стекает струйка крови, заливает глаз и капает на рубаху, расплываясь по светлому полотну багровыми пятнами.
…мне одному кажется, что мы малость перестарались?..
– Вы что, совсем спятили? – классная в бешенстве. – Абашин, ты же мог ему голову проломить, насмерть!
…дело плохо. Если называет по фамилии – значит, разозлена всерьёз.
Пора пить горькую чашу ответственности. А кому ж ещё? Затеял – изволь расплачиваться по полной.
– Ну, Галина Анатольевна… – я делаю честные глаза и принимаюсь ныть, – Мы же не нарочно, и царапина пустяковая. Раны в голову, они всегда такие: крови много, а опасности никакой…
– Раны? – Галина задохнулась от возмущения – Ты вообще, соображаешь, что несешь?! Рана у него!
– Правда, Галина Анатольевна, ерунда. И не болит совсем…
Это Аст. Вид у него живописный донельзя: голова замотана бинтом, на котором проступила кровь, рубашка заляпана красным. Но палаш не бросил, держит в руке.
– Выражения лиц наших учительниц надо видеть, Слова тут бессильны – Ужас, Армагеддон, Ад и Израиль. Хорошо хоть, в тесной комнатёнке за сценой только мы двое, Галина с Татьяной Иосифовной (и как она удержала её, не позволила кинуться разнимать нас – ума не приложу?) да девчонки, участницы выступления.
Классная стряхивает с себя оцепенение.
– Рита, попроси кого-нибудь из ребят принести тёплой воды. Нет-нет, вон тазик в углу… Да, и полотенце захвати – у меня в шкафчике, в классе есть вафельное, не тряпками же его вытирать! А ты, Астахов, снимай рубашку. Хватит уже изображать Щорса, красного командира…
Серёга смурнеет – он-то собирался пройти в таком виде по школе и получить свою порцию славы. Я, не сдержавшись, хихикаю – и получаю в ответ гневный взгляд. Классная надвигается на меня как танк на сжавшегося в окопе новобранца, распространяя запах дорогих духов и дорогих сигарет.
– Женя, ну почему… – она понижает голос так, чтобы слышал только я. – Собака-чёртова, не мог сделать как надо?
Взгляд – прямо в глаза, с гневным прищуром, но мне уже не страшно. «Собака-чёртова» – это единственное ругательство, адресуемое нам, её ученикам. Значит – простила и взывает к совести.
Вваливается Куклин, на вытянутых руках – полный до краёв таз. За ним Ритуля с полотенцем на плече. Аст уже стоит голым по пояс, и Миладка с Катюшкой, смущённо хихикая, принимаются смывать с него следы сечи. Серёга мужественно стоит столбом, на физиономии- неописуемое блаженство. Галина некоторое время наблюдает за этой комедией, после чего решительно завладевает полотенцем и берёт дело в свои руки. Татьяна Иосифовна укоризненно качает головой и слабо улыбается.
…ф-фух, пронесло…
А праздник тем временем продолжается. Классы расходятся по своим кабинетам. Идём и мы – в нашем родном семнадцатом запланировано чаепитие. Парты сдвинуты вдоль стен, кто-то притащил из дома электрический самовар (противопожарные инструкции, ау-у!), кто-то пакеты с домашними пирожками, обсыпными кольцами, сочниками, конфетами, разномастные чашки и блюдца – к событию готовились основательно. Главная тема разговоров разумеется, наше выступление. Аст красуется перевязанной головой (по требованию Галины повязку сменили, чтобы «не пугать детей видом свежей крови». Ага, таких испугаешь…
Одноклассницы в восторге, причём не понять, от чего больше – от Риткиного исполнения «Мак-Мэда», или от нашего с Серёгой шоу. Одноклассники с некоторой опаской ощупывают замятины на дюралевых клинках. Попытки выйти в коридор и «пофехтоваться» Галина решительно пресекает, и тут я с ней полностью согласен: «на сегодня хватит дуэлей», как говорил король Луи Тринадцатый – голосом актёра Табакова. Хотя нет, ещё не говорил – сериал покажут по телеку только в декабре, под самые новогодние.
Я принимаю комплименты, отвечаю на вопросы, изо всех сил стараясь не кривиться от боли – плечо, чтоб его! Но – ш-ш-ш, об этом молчок. Довольно и Астовой окровавленной физиономии.
По хорошему, завтра надо бы съездить в травмпункт, как бы не ключица… Спасибо, хоть левая – а то потом недели две, а то и месяц, ни ботинка завязать, ни, пардон за интимные подробности, подтереться со вкусом.
Чаепитие в разгаре. Шум, смех, кто-то разливает по столу кипяток, его гонят за тряпкой. Галина и тут нашла повод почитать стихи… А уж когда мы грянули хором «Джона Бэксворда» (похоже, эта песня станет у нашего класса «фирменной») из учительской, где тоже имел место «междусобойчик», прискакала завучиха с биологичкой.
…а что, нельзя? Нам, может, песен хочется? Чтоб, как говорит известный персонаж из «Свадьбы в Малиновке» – «душа развернулась, а потом обратно свернулась»?..
«…так налей, налей ещё по одной, Пусть буду я вечно больной. И вечно хмельно-о-ой!..»8
1978 г, 3 декабря.
Москва, школа № 159.