Компасу надо верить
Шрифт:
Настя осторожно дотронулась до моей руки.
— Ты точно знаешь?
— Помнишь, геолог на сборе объяснял… — Я быстро провел ботинком по полу. Резиновая подметка оставила жирную черту. Несколько энергичных движений ногой — и семь поперечных черт пересекли вертикальный разрез.
Я объяснил Насте, как располагаются породы, какая толщина пластов.
— Может быть, твой отец первый достанет руду.
Лицо Насти оживилось. Большие серые глаза заблестели. Но вот девочка опустила голову.
— Не веришь?
— Ты ничего не знаешь, — на глазах Насти навернулись слезы. — Отец решил уехать. Говорит, заработки стали плохие.
— Куда?
— На
— А ты оставайся.
— Не могу я бросить маму.
— Дезертир он у тебя. Экскаваторщиков не хватает! Скоро руда пойдет! Кто будет грузить?
Настя сцепила пальцы рук и не разжимала.
— Отец не дезертир! — Настя прижала ладони к глазам и бросилась бежать.
Мне было не по себе. Я не думал оскорблять Сергея Даниловича. Но другого слова он не заслужил, если собрался убежать с карьера.
Скоро я заметил, что Настя стала избегать меня. Она приходила в школу с опухшими, заплаканными глазами.
Последний разговор у меня с Настей был в пятницу. Дома, уже лежа в постели, я старался вспомнить, о чем мы с ней говорили. Я ворочался с боку на бок и никак не мог заснуть. Пружины в диване певуче звенели.
— Покувыркался, и хватит, давай спать! — сказал дядя Макарий.
Я повернулся на бок. Вдруг где-то рядом послышался плач. Быстро оделся и выбежал во двор.
Светила полная луна. Я медленно прошелся по освещенному саду. От деревьев и кустов вытянулись длинные тени.
— Настя! — мой голос подхватило и понесло. — Настя! Настя!
Никто не отозвался. Когда закрыл дверь на крючок, снова услышал плач. Я вышел и еще раз медленно прошелся по дорожкам. В темном кусте зарычала собака. Я испуганно отскочил к стене.
— Я не трону! — я называл одно за другим собачьи клички, которые приходили мне на память. — Иди сюда!
Наконец я набрался храбрости и двинулся к кусту. Стоило мне протянуть руку, как собака угрожающе зарычала.
— Лежи! Я не трону! Хочешь есть?
На кухне я загремел кастрюлями. Разбудил маму. Пришлось рассказать о приблудной собаке. Пока я ломал хлеб, мама налила в алюминиевую миску борщ.
Чтобы собака не бросилась на меня, длинной палкой пододвинул ей еду.
— Ешь и не скули. Я пойду спать.
В постели я долго тер закоченевшие ноги, стараясь скорей согреться. Собака по-прежнему скулила. Хорошо, что дядя Макарий успел заснуть. Скоро сон сморил и меня.
Утром на столе лежала записка. Я узнал размашистый почерк дяди Макария.
«Юра, в саду собака! Кто-то ее избил. Накорми. Сумеешь — сведи к ветврачу!»
Я вылетел во двор. Под кустом смородины лежала большая серая овчарка с черной грудью. Она смотрела на меня печальными глазами. На ошейнике болтался кусок оборванной цепи.
— Песик! — я взял палку, чтобы откатить пустую миску. — Песик, хороший!
Собака прижала острые стоячие уши. На загривке поднялась шерсть. Когда я шагнул ближе, она злобно зарычала, обнажая вершковые клыки.
— Палки боишься? Я выброшу!
Собака перестала рычать. Глаза недоверчиво и злобно смотрели на меня. Я пересилил страх. Коснулся взъерошенной шерсти и осторожно погладил.
— Пойдем. На кухне тепло. Я накормлю тебя.
Рослая овчарка с большой лобастой головой была похожа на волка. На короткой шерсти с черными подпалинами запеклась кровь. Собака попробовала подняться, но тут же упала.
Я забыл об опасности и обнял ее. Помог подняться, осторожно довел до кухни.
Собака легла около порога и принялась большим шершавым языком зализывать раны.
— Побили тебя?
Овчарка терпеливо сносила мое врачевание. Но когда я прижег рану йодом, взвизгнула и схватила за руку, но не сильно.
Израсходовал целый пузырек йода и все бинты. Перевязал овчарке разбитую голову и лапу.
Заглянул испуганный Заяц.
— Где достал зверя? — глаза у Феди горели. — Постой, постой. Я знаю собаку… Витьки Лутака!
— Джек, ко мне! — крикнул Заяц, прячась за дверью.
Овчарка услышала свое имя и замахала толстым, опушенным хвостом.
— Отдашь?
— Пусть попробует сунуться! Джек сам прибежал. Посмотри, сколько ран. Ты входи. Не тронет.
Заяц отважился и боком влез в кухню.
— Витька бил?
— Больше некому. Я Джеку будку сколочу.
— Я тебе помогу!
Пришло время собираться в школу. Джека мы закрыли на кухне.
На перемене ко мне подошел Витька Лутак.
— Юр, у тебя Джек? Бешеный он. Меня укусил! — Витька протянул руку. — Убить надо!
Жалко, что появилась Ириша. Она спасла Витьку Лутака от моего суда.
Вызывала отвечать Ирина Капитоновна. Сказала, что у меня «шатающаяся» четверка, будет еще спрашивать. Надо зубрить.
У Ирины Капитоновны всегда три оценки. Первая — «шатающаяся», вторая — «твердая», третья — «железная». Мы знаем: у «шатающейся» стоит вопрос, у «твердой» — точка, у «железной» — две точки.
А «лебедей» у меня в дневнике нет — улетели!
Алешка сказал, что скоро конец второй четверти. Сделал великое открытие! Недоволен нашими отметками. Подтягивал. Он уже успел набраться у Маргариты «педагогического опыта». Быстро!
Листал я классный журнал. У Насти Вяткиной все «железные» отметки. Шустикова подтянется. А за Кочергу не стоит беспокоиться!
Новость главная — можно проявлять пленку! Бачок круглый, как противотанковая мина. Разводить проявитель — простота. Алешка не успел толком показать, а я все понял.
Настя убежала, а то бы вместе проявляли. Дуется? Почему?
У меня уже одиннадцать спичечных коробков с породами. Складывал из них разные фигурки. Случайно вышла буква «Н». Думал о Насте. Опять пришла в школу заплаканная.
Написал Витьке письмо. Следопыты всё молчат. Второе письмо послал в Министерство Вооруженных Сил. По совету дяди Макария. Ну и намучился же с ним! Старался, чтобы получилось красиво!
Интересно, сообщат ли адреса летчиков 88-го гвардейского полка?
В этом полку воевал Александр Горобец. Мне надо обязательно знать, где живет сейчас командир эскадрильи Мишустин, летчики Монетов, Выбодовский, Никаноров, Левитан, Карташев и Щербаков!
Они могут рассказать о бое Александра Горобца, о своих боях.
Мне надо больше знать о воздушных боях!
Что делает сейчас Н.? Почему она дуется на меня? Я не виноват!