Компасу надо верить
Шрифт:
— Нас-тя, подожди! Нас-тя! — закричал я.
Но Настя, завидев нас, побежала.
— Пос-той! Пос-той!
В валенках мне ее не догнать. Недолго раздумывая, я махнул ногой, и подшитый валенок отлетел. Еще рывок — и второй валенок зарылся в снегу. Шерстяные носки тут же промокли. Холодный снег обжег ноги, но я ничего не замечал.
Показался дом Матрены. Из-за сугробов едва выглядывала крыша, а снег не переставал падать и устилал землю большими мохнатыми снежинками.
Перед самой дверью я догнал ее.
— Пусти! — Настя оттолкнула. Удар пришелся мне в грудь.
— В школу не ходишь!.. — вылетели все приготовленные для нее слова. — Поговорить хочу…
— Тебе какое дело? Ирина Капитоновна приходила с директором… Знаю, отец пьяница!.. Зачем я вам? Тебе зачем я нужна?
Меня ошеломил поток слов.
— Я домашние задания для тебя переписал… За все дни есть!
— Мы уезжаем! Я не буду здесь учиться!
Хлопнула дверь. Я остался стоять на террасе.
— Поговорил? — Федя вырос передо мной. Под мышкой он держал мои валенки.
Я покачал головой. Снял мокрые носки и пошевелил красными пальцами. Надел валенки. Принялся топать, чтобы скорей согреть оледеневшие ноги.
— Ловко у тебя вышло! — Федя взмахнул ногой, но его валенок не слетел. — Что будем делать?
— Не знаю. Настя уезжает…
Раздались настойчивые гудки машины. Я без труда узнал темно-зеленый «четвертак» Алешки. Гигантская машина проминала в снегу широкие колеи, как окопы.
Алешка затормозил.
— Юрка, ты чего заскучал? — Алешка стал на ступеньку лестницы.
— Вяткина уезжает… бросает учиться…
— Дела! — Алешка сбил маленькую шапку на лоб и пятерней почесал затылок. — Дела! Садитесь, прокачу. Поговорим.
Мы с Федей удобно устроились на широкой подушке. Через большое стекло далеко просматривалась снежная дорога.
Я пододвинулся ближе к Алешке и положил руку на круглую баранку руля. Черная пластмасса еще хранила тепло Алешкиных рук. Руль легко повернулся.
— Нравится? — гордо спросил Алешка.
— Классная машина. Ребята скоро получат?
— Кто сдал экзамен, будет ездить, — Алешка выжал ногой конус сцепления и переключил скорость. — Юрка, трудно в людях разобраться. Возьми Вяткина… Лучшим экскаваторщиком считался… Настю жалко… Я с Макарием Ксенофонтовичем посоветуюсь. Надо Настю выручать!
— Надо! — как эхо, отозвался я.
В школе был вечер. Здорово мы повеселились. Даже Настя танцевала. Я поздравил ее с Новым годом!
Дома дядя Макарий открыл бутылку шампанского. Пробка выстрелила в потолок.
— С Новым годом! — дядя поздравил нас с мамой. Мы чокнулись. Я тоже выпил. Здорово в нос шибануло. — Игристое шампанское! Так и написано.
Здравствуй, Новый год! Год 1960-й!
Получил письмо из Корочи. Следопыты ездили на автобусе в Белгород. Побывали в Яковлеве, где были страшные бои. Там воевал гвардии капитан запаса Денисов. Наш начальник штаба! Следопыты посетили братские могилы. Воевавшие танки и орудия оставили навечно памятниками!
Витя списал для меня с главного памятника надпись: «Здесь, на Курской дуге, с 5 июля по 5 августа 1943 года Советская Армия нанесла сокрушительный удар немецко-фашистским захватчикам, стремившимся к порабощению нашей Родины».
Здорово написано! Слава всем героям войны!
(Письмо красных следопытов). Здравствуй, Юра! Привет разведчику из Корочи. Твои донесения получили. Нам уже прислали пять писем из военкоматов. Нашли адрес командира эскадрильи 88-го гвардейского истребительного полка. Гвардии подполковник Мишустин живет в Киеве. Разыскиваем родственников Героя Советского Союза гвардии лейтенанта Александра Горобца.
Я могу тебе точно сообщить. Разведчики установили: на Корочу наступала 4-я танковая армия фашистов летом 1943 года. Оборону держала 7-я гвардейская армия, которой командовал генерал-лейтенант Шумилов.
С танковыми дивизиями фашистов СС «Мертвая голова» и СС «Адольф Гитлер» дрался 29-й гвардейский танковый корпус 5-й гвардейской танковой армии. Гвардии старший лейтенант В. К. Мурашкин воевал в 29-м танковом корпусе.
Командовал 5-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенант Катуков.
Мы узнали все точно! Выписали из книги «Великая Отечественная война». В сражении под Прохоровкой 5-я гвардейская танковая армия уничтожила 70 «тигров», 280 танков противника, 88 орудий, 70 минометов, 83 пулемета и более 300 автомашин с грузами и техникой.
А еще мы узнали об одном бронебойщике. Может быть, он сражался у вас? Григорий Кагамлык подбил два фашистских танка и одну самоходку. Его четыре раза ранили, а он все дрался. Кровью написал на комсомольском билете:
«Умру,
Спасибо, следопыты! Я напишу письмо генерал-лейтенанту Катукову. Он должен был знать моего папу. Пусть напишет, как он воевал! Спасибо за бронебойщика! Я сказал ребятам, что у нас воевал Григорий Кагамлык! Алешка Звездин согласен со мной! Комсомолец стоял насмерть!
Чуть не разбудил Встреченку. Кричал что было силы! Я видел красную звездочку спутника!
Получил второе донесение о бронебойщике Григории Кагамлыке. В нем — стихи, ребята переписали их из листовки, которую недавно нашли. Стихи нам понравились. Вот они:
Два танка горят, подожженные им, Он вновь заряжает мушкет. Столбами до неба вздымается дым И пламенем ветер нагрет. Но немцы все ближе, и ранен герой, И сил уже, кажется, нет. Но все же Григорий здоровой рукой Достал комсомольский билет. И пишет он кровью на синем листке, Что шагу не ступит назад. И снова горячий удар по руке — Разрыва тяжелый раскат. Но целится в пушку герой Кагамлык, Стреляет три раза подряд.ГЛАВА 32
Есть руда!
Встреченка еще спала, утонув в темноте, когда в карьере раздалось несколько тугих, упругих взрывов. Дом наш сильно тряхнуло. Зазвенели окна. С потолка посыпалась пыль.
Лампочка под потолком закачалась и потухла. Пока я возился в темноте, одно за другим зажигались окна в соседних домах. По снегу вытянулись узкие полоски света.
Предчувствие какого-то большого события, о котором я еще ничего не знал, заставило лихорадочно одеться и выскочить на улицу.
Дул холодный ветер. Пощипывало нос и спирало дыхание. Выпавший ночью снег лежал мягкой пушистой периной.
Раздалась вторая серия взрывов. Земля гулко охнула, и я ощутил сильные удары в подошвы подшитых валенок. Тысячи снежинок, еще не успевших слежаться, взлетели и закружились в воздухе.
Едва затихло эхо разрывов, как вся деревня проснулась, высветилась огнями.
После сильных взрывов особенно звонкой показалась наступившая тишина. По деревне разрывались собаки и неслось гулкое хлопанье дверей в домах и хатах.
Я бросился бежать к карьеру. На снежной дороге не было видно ни одного рубчатого следа.
Скоро за спиной я услышал тяжелый топот.
— Эй, подожди!
Окликнувший меня рабочий остановился и торопливо принялся застегивать пуговицы короткого ватного пиджака.
— Морозит? — в темноте пыхнул красный огонек папироски.
— Здорово рванули!
— Двадцать тонн — не фунт изюма! Массовый взрыв!
— Массовый? — горькая обида захлестнула меня. Предчувствие не обмануло. Дядя Макарий все знал! Нарочно остался работать в ночную смену. Алешка товарищем называется, а не предупредил!
Пробежав больше километра, мы выбились из сил. Остановились около электрического фонаря. Я с любопытством разглядывал случайного спутника — высокого костлявого мужчину.
— Рослый ты парень! — сказал он. — Я тебя поначалу за работягу принял. Зачем в карьер топаешь?
— Дело есть! А вы?
— Охота посмотреть. Как бы до руды не дошли!
Я не мог больше спокойно стоять, рванулся вперед.
— Успеем, торопыга! — рабочий затянулся папироской.
Скоро мы подошли к мосту через речку. Сзади вспыхнули фары и осветили скатерть белой дороги, степь.