Компасу надо верить
Шрифт:
— Подождем. Может, подвезут.
— Давайте.
Грузовая машина, посапывая мотором, быстро приближалась в облаке снежной пыли.
Мой спутник высоко вскинул руку.
Машина резко затормозила. Мы подбежали к ней. Из кабины высунулся шофер. Я узнал Алексея Алексеевича Лутака.
— Садитесь! Думал, не догоню. Здорово шпарили!
В темноте нельзя было рассмотреть стоящих в кузове людей. Несколько человек сразу подхватили меня и втащили в кузов.
— Трогай!
ЯАЗ рванул с места. Снова
— Садись, парень, теплее будет!
Машину сильно подбросило, и мы покатились по кузову, как кочаны капусты.
Кто-то из рабочих застучал рукой по гулкой крыше.
— Черт, тише крути! Людей везешь!
Лутак притормозил ширококрылую машину.
— Мне тоже охота на первую руду посмотреть! — сказал он, поднимая стекло кабины.
Машина поднялась на гору. Здесь особенно яростно дул ветер, швыряя колкие снежинки. Огромная чаша карьера открылась сразу. Большие прожекторы и целые гирлянды электрических лампочек не справлялись с темнотой.
На бетонке не было машин. В воздухе стоял запах аммонала. Мой знакомый, высокий шофер, потянул носом.
— Ну и рванули!
— Куда дальше рулить? — крикнул Алексей Алексеевич Лутак и затормозил машину.
— Надо узнать, оцепление сняли? — сказал мой сосед, принимая на себя командование. — Могут еще рвать.
Я спрыгнул следом за рабочими в мягкий снег.
— Мурашкин, не отставай!
Мы прошли всей группой по горе. Нас никто не задержал. Спустились на широкую бетонку.
— Сняли оцепление. Не должны больше рвать! — передний рабочий остановился. — Сирену мы не слышали! — заложил пальцы в рот и пронзительно засвистел. — Так лучше будет. Для страховки!
— Экскаватор работает!
— Далеко слышно! — Алексей Алексеевич Лутак подбежал к краю карьера и закричал звонким, мальчишеским голосом: — Скребет!
При скудном свете электрических лампочек маслянисто поблескивал стоящий внизу экскаватор. Он методически, как заведенный, через равные промежутки бил тяжелой лопатой по породе. Каждый удар высекал искры. Красные светлячки разлетались по сторонам и быстро сгорали.
— Дошли! Братцы, руда! По руде колотит!
Высокий костлявый рабочий бросился вперед по глубокому снегу. Мы добежали до домика диспетчера и гуськом начали спускаться по лестнице. Промерзшие доски гулко трещали под ногами. Сероватый рассвет застал нас на последнем горизонте. Стоящие в забое экскаваторы, земля, бетонка — все было покрыто легким пушистым снегом. И вдруг на этом белом снегу я увидел красные пятна.
Рабочий нагнулся и раскопал снег. На его глубокой ладони лежал кусок породы с острыми рваными краями.
— Тяжелый! — шофер улыбнулся щербатым ртом. — Железо и есть железо.
Я тоже откопал в снегу из красной лунки небольшой тяжелый камень. Он совсем не походил на железо. Был темно-бурый, с синим изломом.
Мы спрятали находки и спустились с шофером на самое дно карьера. По земле во все стороны бежали маленькие красные ручейки, съедая снег.
Около работающего экскаватора толпились люди. В кабине еще не выключили электрический свет, но лампочки померкли в яркой синеве наступающего утра.
Шофер забыл обо мне и бросился вперед, смешно перепрыгивая через большие куски породы, шлепая растоптанными валенками по воде.
Машинист экскаватора работал сосредоточенно, не отрываясь от ручек. Движения его были плавны, хорошо заучены и неторопливы. Огромный ковш лопаты, сваренный из толстых листов стали, с обтертыми зубьями, взлетел вверх. На секунду повис, качнулся и полетел вниз, ударяя десятью тоннами металла по большому красному камню.
— Эй, налетай! — Помощник машиниста взмахнул черной мичманкой. — Кому руду на память!
Я узнал Егора, Алешкиного кореша, который спускался со мной в ковше на третий горизонт.
Протискался к нему. Помощник машиниста сразу узнал меня.
— И ты успел? Алешку не видел? Неужели проспал? Руда! Отколоть тебе?
Мне достался тяжелый кусок темно-синего цвета с блестящими краями.
— Синька! — Егор улыбнулся. — Понял? Руда так называется!
— Понятно! — Я продолжал разглядывать камень, удивляясь его весу. В мокрых валенках стыли ноги, и я решил вернуться домой.
Выбрался я из карьера с большим трудом. В котловане было много рабочих. Дядю Макария и Алешку нельзя было отыскать.
Я присел на бревно и перемотал портянки. Озябшим ногам стало теплее.
Я ушел далеко от карьера, а все так же гулко доносились удары ковша. Афанасий Иванович продолжал дробить руду.
«Есть руда!» — радостно думал я.
Неожиданно на дороге я увидел Настю.
— Юра, я тебя жду. Мама сказала, что ты в карьер побежал.
— Хочешь посмотреть руду? — я вытащил из кармана свою первую находку — маленький кусочек породы с острыми краями. — Синька!
— Тяжелая! — Настя поднесла ладонь к лицу. — Железом пахнет! Юра, а мы останемся… Мама так решила…
Выглянуло солнце. Снег ослепительно засверкал тысячами блестящих звездочек.
Мы еще не дошли с Настей до Встреченки, как нас обогнал темно-зеленый «четвертак». Он был в красной пыли.
Алешка Звездин высунулся из высокой кабины и радостно завертел над головой шапкой. Лицо его так и сияло.
— Руда! Братцы, руда!
Потом тяжелые машины шли мимо нас одна за другой без остановки. Их встряхивало на ямах и припорошенных снегом колдобинах, и на белую дорогу сыпалась крошка и пыль. Скоро вся снежная дорога была красной от руды.