Компасу надо верить
Шрифт:
— Юра, где ты пропадал? Настя, Федя, заходите! Я вас пирогами с капустой угощу.
Ребята стали отказываться, но я втащил их в дом.
Мама принесла с кухни тарелку с горячими пирогами.
— Не стесняйтесь! — улыбнулся дядя Макарий. Он закрыл немецкий словарь и незаметно кивнул мне головой.
Я вышел за дядей на кухню.
— Юра, Настя обязательно должна остаться у нас ночевать.
— Опять отец напился?
— Да. Драку затеял. Стекла дома побил. В милицию его забрали!
…Уже в постели я вспомнил, что мы с Настей забыли на льду налима.
Дядя Макарий ушел в райком. Стал работать внештатным лектором. Придет поздно. 10 часов вечера. Я скоро лягу спать. А мама будет еще заниматься своими делами. Милая мама! Когда она у нас отдыхает? Ложится поздно, встает раньше всех. Никогда не устает. Всегда ей хочется нас побаловать чем-нибудь вкусным. Загремела на кухне кастрюлями. Завтра воскресенье. Ставит пироги? Или решила испечь маковые рулеты?
Папа говорил: «Мама — мой лучший друг. Ты советуйся с ней, ничего от нее не скрывай». Раньше я так и делал. Советовался. А сейчас не решаюсь. Говорю совсем не то, что надо сказать. Мама должна меня понимать. Она все, все понимает. Она знает: у Насти несчастье! И все из-за отца.
Папа был хороший-хороший. Я любил его. По-моему, нельзя любить плохого человека, пьяницу! Такого человека нельзя называть отцом!
Так я сказал Насте. Почему она обиделась на меня? Я сказал правду!
Пропало всякое желание писать. Настя должна уехать! Лучше бы уезжал кто-нибудь другой. Из всей Встреченки Настя — самый лучший друг!
Стерто еще одно белое пятно. Может быть, мне стать исследователем Арктики? Нет, не изменю мечте. Я буду летать!
Здорово, сегодня в 12 часов 15 минут по Московскому времени наш санно-тракторный поезд прибыл в район Южного географического полюса.
От станции «Мирный» прошли более двух тысяч километров по снегам в страшный мороз!
ГЛАВА 30
Солдат должен быть всегда в строю
Короткие холодные зимние дни казались бесконечно долгими. Через затянутое морозом окно не видно улицы. Напрасно я часто смотрю в него. Дома поселка ушли от школы в степь и жили своей обособленной жизнью.
На другой день в класс вбежала испуганная Зина Кочергина. На секунду задержалась на пороге, глотнула воздух и, надув щеки, выпалила:
— Юра Мурашкин, тебя директор вызывает!
Пока я пытался представить, что натворил, и старался вспомнить свои отметки в дневнике, Зина перевела дух. Внимательно осмотрела ребят. Вдруг взгляд ее остановился на звеньевом:
— Федя Зайцев, и тебя требуют!
— Меня? — голос у Феди осекся. По лицу звеньевого пошли красные пятна. Федя скоро пришел в себя и спросил:
— Юра, зачем нас вызывают?
— Не знаю.
— Может быть, Витька Лутак пожаловался? Джека хочет отобрать?
— Пусть попробует!
«Почему я сразу не подумал о Джеке? — тревога не давала мне успокоиться. — Он сам прибежал в сад. Настя видела раны. Пусть у дяди Макария спросит! Не получит Витька Джека!»
Я дождался Федю. Выходя из класса, оглянулся. Насти Вяткиной не было за партой. «Опаздывает? Не знает, что меня вызывают к директору!»
Я старался вспомнить все свои проступки. Занятый собой, забыл о Насте. Вдруг страшная догадка, как молния, обожгла меня. Сергея Даниловича арестовала милиция. Насте стыдно, она не придет в школу.
Ребята всем классом провожали нас с Федей к директору.
Мы остановились перед высокой дверью директорского кабинета. Федя положил ладонь на дверную ручку. Я тяжело вздохнул и постучал.
За дверью послышался глухой голос Андрея Петровича.
— Держись, Юрка! — кто-то из мальчишек хлопнул меня по спине.
Несколько раз мне приходилось бывать в этом кабинете. Справа высокая этажерка с книгами, на стене большая географическая карта. Перед высокой печкой поленница дров. Горьковато пахло сосной.
Директор что-то дописал и поднял голову.
— Садитесь, ребята. Расскажите мне, как все вчера произошло на реке?
Мы переглянулись с Федей. Я облегченно вздохнул. Разговор пойдет не о Джеке.
— Как удалось спасти Тарлыкова?
— Мы с Вяткиной катались на санках, — начал я рассказывать, — слышим — кричат на реке. Обогнули кривуль, а это Вовка Тарлыков в полынье. Держится за край льда, а выбраться никак не может. Пополз я к нему, а дотянуться не могу. Настя слегу мне подала. Не знаю, где она ее взяла.
— Вяткина? И не испугалась?
— Нет, Настя не трусиха.
— Да, хороший она товарищ. Будьте к ней внимательны. Отца у нее арестовали за хулиганство. Вы знаете?
— Знаю, — твердо сказал я.
— Трудно ей сейчас. Откуда же она взяла слегу?
— Я подал Насте слегу, — оживился Заяц. — Хорошо, что догадался. Уж больно тонкий лед на реке. Побежал, да на льду упал. Настя слегу подпихнула Мурашкину.
— Просто все было! — добавил я.
— Просто… Да… Не все еще пока просто… — нахмурился Колобок. — Помните, ребята, о чем я с вами говорил. Поддержите Вяткину. Она хороший ваш товарищ!
«Откуда Колобок успел все узнать? — подумал я. — Значит, беспокоится».
Не зря я утром несколько раз проходил мимо дома Матрены. Окна в комнате Насти были завешаны одеялами. Вяткины собирались уезжать.
Мы вернулись с Федей в класс. Место Насти за партой по-прежнему пустовало. Настоящий страх овладел мной.
Ирина Капитоновна внимательно посмотрела на нас и открыла классный журнал. Острый карандаш заскользил по странице.
— Вяткина, к доске!
Лучше бы учительница не вызывала Настю.
— Вяткиной нет! — Маша Шустикова доверчиво посмотрела на учительницу, хлопая длинными ресницами.
— Что с ней? — Ирина Капитоновна выжидающе посмотрела на учеников. — Кто из Встреченки?
Над партами поднялся лес рук.
— Мурашкин, ты знаешь?
— Я не заходил…
Настя не пришла в школу и на следующий день. Напрасно я поджидал ее около магазина и в булочной.
В классе не говорили о Насте Вяткиной. Зина Кочергина собирала деньги на подарок Баскету, к которому решили идти в больницу.
— Ребята, у меня рубль двадцать копеек! Что купить Володьке?
— Мятные пряники! — сказала Маша Шустикова, облизывая кончиком языка губы. — Люблю мятные пряники.