Комплекс Росомахи
Шрифт:
остальные».
Остальные нашлись в комнате, выполняющей роль гостиной, а в спальне
никаких растений не было. В гостиной горшков тоже было три, видимо, Тамара
Михайловна уважала симметрию. Все правильно – декабрист, каланхоэ и столбик
кактуса.
Алина хмыкнула и отправилась на кухню за водой. Она не обнаружила
ничего подходящего для полива цветов, ни кувшина, ни лейки, поэтому решила
обойтись обычной чашкой.
Чашек и мелких плошек
кверху донцами, выстроенные во фрунт, но Алина потянулась за той, которую
увидела во втором ряду почти у кафельной стенки. Ей вдруг стало неприятно
оттого, что она возьмет в руки чашку, из которой перед смертью, возможно, пил
воду убитый.
Чашка тормозила, сопротивлялась, не хотела выползать на этот край.
Потому что под чашкой обнаружился еще один предмет. Непонятный. Непонятный
и необычный.
Больше всего предмет походил на шкатулочку с откидывающейся крышкой.
Или на футляр для маленького, но толстенького флакончика с духами. Или на
пудреницу, но как бы это… стационарную… Которую держали в будуарах на своих
туалетных столиках дореволюционные барыни и барышни, а может, и купчихи. Они
изящно откидывали крышечку, обмакивали в рисовую пыль нежную пуховку и
легким движением тонкой кисти проходились ею по бледному аристократичному
лицу. Или по круглощекому купеческому.
Алина откинула крышечку, заглянула внутрь, прищурившись. Шершаво и как-
то грязновато для пудреницы. Нюхнула. Ее нос уловил какой-то знакомый запах,
но это не был парфюмерный запах, а скорее, химический. Она задумчиво
поставила предмет на кухонный стол и отправилась поливать растения.
Вроде бы не место для такой вещицы на посудной сушилке, а? И чья она? И
что она? Голос покойного из магнитофона тоже упоминал, что он, покойный,
спрятал «ее» так, что не найдешь.
А чего тут искать? Вот же она, нашлась моментально. Хотя, ее, может, и не
искали пока? Не искали, но будут? А когда? Или он говорил не о вещи? Или он
говорил о человеке женского пола?
Алина взяла загадочный предмет и засунула его с боковой карман сумки, где
уже лежала изъятая магнитофонная кассета. Теперь есть смысл все это показать
Марьяне. Или сначала тете Тамаре. Правильно, она же сможет сегодня с ней
поговорить. Покажет и спросит, что за вещица. Та ей все объяснит, и Алина вернет
ее обратно, не заморачивая задерганной Марьяне голову. И вообще, ей пора.
Она оттянула язычок замка, дернула на себя входную дверь и моментально
уткнулась носом в светло-серый пиджак и белый с блестками галстук. Пиджак с
галстуком были на мужике, а мужик стоял на пыльном коврике перед тети
Тамариной квартирой с поднятой в сторону дверного звонка рукой. Видимо,
собирался звонить, когда на него наскочила Алина.
– О! Тамара Михайловна! Здравствуйте. Александр дома?
Алина не сразу нашлась после обращенного к ней «Тамара Михайловна», а
незнакомец уверенно продолжал:
– Кстати, великолепно выглядите. Вам не дашь ваши сорок шесть. Тридцать
четыре максимум.
Произнеся все это, он вознамерился войти.
– Мне двадцать восемь, – холодно проронила Алина, – и я не Тамара
Михайловна.
– Да? – поднял брови незнакомец. – Вам надо сменить прическу, –
безразличным тоном констатировал он и подвинул ее вглубь квартиры.
Ситуация Алине нравилась все меньше. Ей и мужик не понравился. К тому
же, блондин.
Алина блондинов не переносила. Самовлюбленные, кичливые, чванливые,
чаще всего дураки. И у всех блондинов, как она заметила, у всех без исключения
какие-то птичьи лица. И не благородные орлиные, не подумайте, нет. Воробьиные.
Индюшиные. Гусиные. Куриные. И прочее.
Данный красавчик тоже был с острым клювом и тонкими губами. Да еще
поросль на голове стянул в жидкий хвостик. Это мы такие стильные, значит. И
богатые к тому же. Судя по костюмчику, штиблетам и очкам в золотой оправе.
Алина разбиралась.
И длинный, как журавль. Но журавль – птица положительная, а этот – явный
мерзавец.
– И кто же вы, если не Тамара Михайловна? – холодно поинтересовался
«журавль».
– Представьтесь сначала сами, – так же холодно парировала Алина. – Хотя
мне это неинтересно. Александр умер. Его жены сейчас дома нет. Я здесь потому,
что выполняю ее поручение. А теперь мне надо запереть дверь и идти.
В руках она держала бумажный прямоугольник с казенной печатью. И
сделала попытку выйти на лестничную клетку.
Пришедший замер, соображая. Выход Алине он не освободил.
– Что за хрень!? Поляна умер? Девушка, вы можете внятно объяснить, что
произошло? Он звонил позавчера, злой был, орал, что гнида…
Сердце екнуло, а потом бешено забилось.
– И за что же это он вас гнидой называл? – равнодушно спросила она,
сцепив за спиной дрожащие руки.
– Меня? – криво усмехнулся незнакомец. – Он не меня называл гнидой, что
вам взбрело? Это он себя так называл. А меня он мог только скотиной назвать.