Комсомолец 2
Шрифт:
«Вот, гадёныш!» — подумал я. Но без злобы. Потому что прекрасно понимал причину Славкиных махинаций. И был бы рад Аверину помочь: сам устал от назойливого внимания Пимочкиной. Вот только не хотел испортить студентам праздник ссорами и обидами. Хотя идею старосты я оценил. Потому что пляски и пустые разговоры мне поднадоели. Я отыскал взглядом накрытый пледом диван. Решил, что он вполне сгодится для отдыха «перебравшего» Саши Усика. Вот только переберусь на него позже, ближе к окончанию вечеринки. Потому что спать пока не хотел, а долго изображать
— Мальчики и девочки, — сказала Фролович, когда доиграла очередная пластинка. — А не пора ли нам перекусить?
Она указала на стол.
— Вон, сколько ещё всего осталось, — сообщила она. — А мы с прошлого года почти ничего не ели. Не знаю, как вы, а лично я проголодалась. Кто со мной?
«С ней», ожидаемо, оказался Пашка Могильный. Он приобнял Ольгу за плечи (та и не подумала отбиваться от его объятий), проводил девушку к столу. Поддержала подругу и Света Пимочкина (комсорг шумно дышала после очередного энергичного танца). Я и так сидел за столом. Только Надя Боброва разочаровано вздохнула — я заметил, что она уже несколько минут сверлила взглядом Аверина: дожидалась подходящей музыки, чтобы снова пригласить того на танец.
Староста вскинул руки.
— Поддерживаю предложение, — заявил он. — Самое время перекусить.
Я придвинул к себе пустой бокал (Надин), пошарил взглядом по сторонам… в поисках пульта от телевизора. Но вскоре вспомнил, где (и когда) нахожусь — поздравил себя с очередной стадией опьянения. Те крохотные и редкие глотки шампанского (разбавленного водкой), что я делал больше демонстративно, чем по желанию, уже сказались на моих способностях здраво мыслить. Заметил, что улыбаюсь всё чаще. И всё больше — без повода. Приметил и довольную ухмылку на лице Аверина.
«Чему ты радуешься, засранец? — мысленно спросил я, будто подозревал Славку в способностях к телепатии. — Если напьюсь… тут такое представление начнётся! Если, конечно, в этом теле буду столь же активен, как в прошлом. Что не факт, разумеется…»
Уже испытывал желание перебраться на диван. Но всё же решил повременить с этим. Заметил, что другие тоже зевали, хоть и пытались это скрыть. За зачётную неделю студенты растратили много энергии, в том числе и нервной. Что сказывалось на самочувствии первокурсников в новогоднюю ночь. Праздничный запал угасал — не я один уже испытывал желание сменить вертикальное положение на горизонтальное. Понял это, когда Фролович поинтересовалась у Светы, как и когда та собиралась ехать домой.
Я посмотрел на часы — до возобновления работы общественного транспорта (первые автобусы выйдут на маршрут в четыре часа) оставалось десять минут.
— На автобусе поеду, на чём же ещё, — сказала Пимочкина. — Обещала маме, что вернусь в шесть.
— Понятно, что не на такси, — сказала Фролович. — Я тоже скоро буду собираться. До автобусной остановки дойдём вместе. А дальше? Нам с тобой сейчас
Уже потиравший сонные глаза Могильный встрепенулся.
— Разумеется! — сказал он.
— Меня Паша до порога родителей доведёт, — повторила Ольга. — А тебя кто?
Она взглянула на Аверина, повела бровью — призывая того «не спать».
Староста торопливо дожевал, кивнул.
— Конечно, — сказал он. — Я поеду со Светой!
Пимочкина нахмурилась… и посмотрела на меня.
Я зевнул, прикрыл рот ладонью.
— Не нужно со мной никому ехать, — заявила комсорг. — Уже немаленькая. Сама дорогу найду. Не впервые буду возвращаться домой поздно.
Я проигнорировал её намёк, сделал вид, что проголодался: присматривался к остаткам новогодних блюд.
— Будешь идти одна? — сказала Фролович. — По тёмным улицам? Совсем с ума сошла? Или это тебе шампанское в голову ударило?
Света пожала плечами, горделиво приподняла подбородок.
— При чём здесь шампанское? — сказала она. — Я похожа на пьяную? Думаешь, я могла опьянеть от двух бокалов? Ладно — от трёх? Да и улицы… не такие уж они и тёмные. В Зареченске есть уличное освещение, между прочим. Так что не заблужусь.
— И не боишься? — спросила Ольга.
Положила руку Паше на плечо.
— Чего? Темноты?
Комсорг усмехнулась.
— Темноты и я не боюсь, — сказала Фролович. — А если пристанет кто-то?
— Кто? — сказала Света. — Хулиганы?
— Бандиты, например.
— Оля, перестань!
Пимочкина махнула рукой.
— Мы в Советском Союзе живём, — сказала она, — а не в какой-то там Америке. И сейчас не послевоенные годы. Всех фашистских недобитков давно переловили. К тому же, у нас есть милиция и народная дружина. Даже если кто-то пьяный ко мне и пристанет, крикну — вмиг отправятся в вытрезвитель.
Света пожала плечами.
— Да и вообще. Сегодня у всех советских людей хорошее настроение, подруга: новый год наступил. Так что даже пьяные сегодня будут меня с праздником поздравлять, а не навязывать свою компанию. Можете за меня не переживать. И провожать меня не нужно — не утруждайтесь.
Она вновь стрельнула в меня взглядом.
Фролович положила себе и Пашке в тарелки салат «Оливье».
— Те женщины тоже жили в Советском Союзе, — произнесла она. — Между прочим. И они тоже считали, что за них не нужно переживать.
Подняла глаза на подругу.
— Какие женщины? — спросила Света.
Все посмотрели на Фролович — я воспользовался моментом: плеснул себе в бокал вместо шампанского минеральную воду.
— Те, которых убили молотком, — ответила Ольга, поковыряла вилкой салат. — И не просто убили… Помнишь, Паша и Слава рассказывали?
Теперь на Ольгу смотрел и я.
— Думаешь… такое может случиться снова? — сказала Пимочкина.
Фролович повела плечом.
Её жест намекал: она ни в чём не уверена — «может да, может нет».