Комсорг
Шрифт:
Потенциального жулика с неположенным ключом.
Ну, теперь мне остается только ждать, когда милиция уйдет. Плохо, что Светка не совсем в курсе моих местных движей, так бы сама подняла сумку и ушла в вагон, не ссылаясь ни на какого парня. Придется ей вскоре объяснить мое довольно опасное здесь положение. Хотя, нет, милиция пошла дальше, отойдя от нашего вагона, я смог рассмотреть через мутное стекло два силуэта в шинелях, переместившихся на противоположную сторону перрона.
Метнулся в тамбур, чуть не сбив с ног какого-то пассажира,
— Залезай молча.
Она уцепилась за поручни и легко вскочила по ступенькам, в общем, теперь все в порядке.
Раз Светки нет около вагона, значит, ее парень все же пришел и помог ей, так поймет милиция, которая вскоре вернется из хвоста поезда. Я отнес сумку в купе, спрятал ее на верхней багажной полке и облегченно вздохнул, что сегодня пронесло.
Не стал ничего рассказывать своей подруге, как называются такие деяния, что за них грозит по советским законам и почему я серьезно опасаюсь вокзальную полицию. Сама то она, наверняка, ни о чем таком и не подозревает.
Зато я дождался возвращения патруля и убедился, что мне особо ничего не грозило сегодня, белесого милиционера в нем нет. Но, все равно, показываться на глаза другим ментам мне тоже ни к чему. Рассмотрят меня сегодня как парня той самой яркой красавицы, а потом снова встретят на перроне и сильно удивятся, что я тут так часто бываю, а значит — никакой не случайный турист.
А профессиональный спекулянт на отдельных недостатках советской власти.
В общем, насколько легко и безопасно я торгую по магазинам, настолько сложно и опасно мне приходится в общественных местах с большими баулами. Постоянно под угрозой залета нахожусь и мне это ощущение серьезно действует на нервы.
Света все меряет в купе одну куртку за другой из двух подходящих по размеру, не знает, какая ей больше нравится.
Ночь прошла спокойно, потом наш вагон остановился на Варшавском вокзале, я отправил удивленную подругу с одной сумкой, в которую сложил часть тяжелого шоколада, прямиком к бабе Тае, чтобы она оставила ее там и шла на учебу.
— Мне нельзя через вокзал идти, буду слишком привлекать внимание, — так я объясняю ей этот момент.
С парой тяжелых сумок, одна из которых та самая черная и набитым рюкзаком за спиной — это слишком безрассудный поступок с моей опытной по жизни стороны. Нет уж, мы пойдем другим путем.
Светик очень недовольно смотрит на меня, то обстоятельство, что мне приходится прятаться от нашей родной советской милиции, ей совсем не нравится. Я становлюсь похож в ее глазах на тех карикатурных спекулянтов из «Крокодила», которых принято презирать правильным советским людям. И особенно секретарям комсомольской организации курса. Это она еще не знает, что я теперь тоже комсорг, только по служебной необходимости.
Правда, против таких веселых поездок в сказочный город и покупки крутых вещей она все же идеологически совсем не против. И на елку залезть и попу не исколоть — непростое
— А как же ты? — все же спрашивает Света.
— У меня все договорено, не переживай. Но тебе лучше идти одной.
Света вскидывает тоже нелегкую сумку сильной рукой на плечо и грустно смотрит на виднеющийся вдали вокзал. Ей до него топать из предпоследнего вагона метров четыреста, поэтому она только вздыхает и уходит.
Сам я подхватил две оставшиеся сумки и с рюкзаком за плечами окольными путями поспешил в ближайший проулок, куда спокойно может заехать машина. Она оказалась на месте, обещанная сверху пятерка хорошо простимулировала знакомого таксиста приехать заранее.
— Привет, — он уже встречает меня около открытого багажника, хорошо понимая, что мой багаж лучше как можно быстрее убрать с глаз чужих и внимательных.
Закинул товар в багажник и приехал к своему дому еще раньше Светланы, которая только через пять минут позвонилась в квартиру.
— Как, ты уже здесь? Приехал на такси? А меня, значит, заставил тащить тяжелую сумку? — распсиховалась девушка, увидев меня в коридоре.
Оставила багаж и поскакала в свою путягу с очень недовольным видом.
— Так было надо, — крикнул вслед, что я ей еще буду рассказывать.
Как нужно на скорости ломиться через ограждения и скакать козликом, чтобы не попасться в надежные руки милиции?
Что, если ее прихватят со мной рядом, тогда сообщат по месту учебы и ее тоже выгонят, как минимум, из комсомола и общественной жизни, что для нее будет серьезным ударом. Из училища это вряд ли, чтобы такое случилось. Будущая рабочая карьера пекаря-кондитера спокойно переживет такие залеты, как говорится, дальше завода уже не пошлют в эти современные времена.
Это вам не при товарище Сталине дисциплину хулиганить и дефициты растаскивать…
И не в институте честь советского человека и комсомольца пачкать неуемной страстью к обогащению.
Да и расколют ее менты тоже с ходу, заставив все искренне и наивно рассказать. Кто, когда, сколько и зачем.
Откуда, например, взялось двенадцать однотипных курток в нашем багаже, если даже поверить, что три из них принадлежат лично ей и она просто купила их по государственной цене в таллинских магазинах для себя и своих сестер.
А про такое количество остальных изделий сама даже не догадывалась ни сном, ни духом.
И еще примерно двадцать кило отборного прибалтийского шоколада и дорогих конфет с жевательной резинкой. В этот раз я набрал еще латышской кондитерки с разными вкусами, что точно оценят мои постоянные покупатели.
Она даже дешевле эстонской продукции, зато выглядит наряднее.
Я, конечно, все это добро на себя возьму, факта продажи все равно не будет установлено органами, только скупка имеется, но все равно мало мне не покажется. Советский суд — самый гуманный суд в мире!