Кому на руси жить
Шрифт:
К деревенским мосткам добрались, когда солнышко уже довольно высоко висело над лесом и нагнетало в мир безбожный жар. Градусов тридцать пять после обеда будет точняк.
– Тут жди, – говорю Гольцу и ловко влезаю на мосток. Какая-то тетка с корзиной стираного белья отпрыгивает в сторону, избегая столкновения со мной.
– Пардон, – говорю, отвешивая ей шутливый поклон.
Быстрым шагом устремляюсь по узкой песчаной тропке в деревню. Ориентируюсь не сразу, блуднул немного, забурившись в какие-то зеленые заросли в рост человеческий. Потом сообразил и уже довольно быстро
– Овдей где?
– Дык спит еще, – бормочет сонно.
– Пусти, дело у меня к нему.
Отстранив плечом девку, прохожу в дом. Она семенит за мной, в большой комнате, где я уже бывал, обгоняет, юркает в одну из дверей будить кормильца.
Рваный сидит на спальном ложе весь в белом исподнем как настоящий барин, бородища встрепана, глазки узкие, злые.
– Стол накрывай, – велит девке и уже мне:
– Что случилось, Старый?
– Ну, вы и спать, – говорю со смешанным чувством зависти и раздражения.
– И не говори, обломовщина какая-то, – бубнит Миша, потягиваясь. – Что с серебром?
Ни “как твое здоровье?”, ни “где ты пропадал?”... Буржуй самоучка.
– Да какое на хрен серебро! – произношу ставшую уже сакраментальной фразу. – Порожняк там, Миша, самый голимый порожняк! Нет серебра и не будет, закатайте вы уже губы. Ты почему на причал не пришел?
Рваный начал не спеша одеваться.
– Только ты ушел ко мне Бур заявился, – говорит, натягивая портки.
– Чего хотел?
– Потом расскажу, пойдем сначала за стол, мяском в зубах поковыряем.
– Да я б выжрал чего-нибудь, – говорю, имея в виду добрый стакан родного сорокоградусного напитка, ну или пива на худой конец, водки от них по ходу не дождешься.
– Не вопрос, Старый, – смеется Рваный. – Девок я уже всему обучил: пиво, дичь, рыбка, да чтоб каш всяких поменьше, у меня от них живот крутит, ну, грибочки там всякие, максимально приближенное к привычному питанию требую, чуешь?
Через пять минут мы сидим за столом перед огромным жбаном хмельного, пузырястого пива. В деревянных плошках орехи в меду, сушеные яблоки, серый, мягкий хлеб посыпанный чем-то солоноватым и огромный жареный гусь с еще шкворчащей хрустящей корочкой на медном подносе.
– А водки нету? – спрашиваю без особой, впрочем, надежды. – Я б стакан водяры жахнул.
– Нету, – с неподдельным сожалением отвечает Миша. – Не придумали еще.
– Это плохо.
Осушив жестяной кубок кислятины, отчетливо пахнущей брагой, я подумал, что у Гольца на базе пивко-то получше будет. Интересно, где они им разжились?
Гигантского размера гусиный окорок заходит в мое чрево как к себе домой, запиваю его кубком пивного шмурдяка и залпом, без остановки рассказываю Рваному о приключившихся со мной событиях. О рынке городском рассказываю, о Гольце, Корше, Пепе и своем титульном бое за звание атамана разбойничьей ватаги. Вывалил буквально все до мелочей. Вдруг вспомнил о том мужике, что ко мне в землянку с топором прибежал да там и остался. Закололи уже наверное, у этих головорезов не забалуешь...
Короче, каюсь
Рваный молча наполняет ковшом наши кубки. Башка, чую, уже поплыла. Ладно, хоть выговорюсь.
– Считаешь меня придурком? – спрашиваю. – Правильно. Придурок и есть. А ты не придурок? Ты как вообще к Фролу попал? Я, понятно – через спортзал. И большинство из нас боксеры да каратисты с борцами, Стас Забелин и вовсе рапирист. Мы не черная масть, мы спортсмены-рэкетиры. Они нас ненавидят, мы – их. Но ты же кот ученый, голова. Или серым кардиналом хотел как Малюта?
– Я людей не убивал, – отвечает Миша, сверкая глазами.
– Ага, только планы помогал разрабатывать, идеолог как Гиммлер, да?
– Сам ты Гиммлер, – обижается Миша.
– Ладно, не обращай внимания, дай-ка лучше ковш.
Приняли еще по кубку. Закусили. Миша подтвердил, что был в курсе всего происходившего в моей бригаде. Абсолютно всего. Вплоть до того кто какие трусы носит.
– А ты думал? Работа у меня такая была.
Перебрали в памяти всех парней. Погибших помянули. Не думал, что ностальгия такая мощная штука. Тут я вспоминаю зачем, собственно, пришел.
– Значит так, – говорю решительно. – Сейчас берем ноги в руки и назад в тот лес, к той самой реке, откуда мы выползли.
– Бесполезно, – хмыкает Миша и с деланным равнодушием чешет заросший подбородок. – Поговорку знаешь? В одну реку дважды не войти. Считаешь, что там, на дне тебя ждет машина времени, готовая переключиться на другую программу как телевизор? Нет, Андрюха, не все так просто! Тут что-то в самом механизме поломалось, механика бытия сбой дала, понимаешь? Это тонкая материя, высочайшая математика и черт ее знает какая физика с химией: тут умер – там ожил...
Рваный хлебнул пива, отер бороду полотенцем.
– Я ничего не утверждаю, и никого ни к чему не склоняю, Старый, но для себя выводы уже сделал. Знаешь, я даже рад, что очутился здесь, по мне так лучше древняя Русь, чем та гнусь, в которой мы жили через тысячу лет отсюда. Я в то болото больше не хочу. Нужно лишь освоиться, обжиться...
Я начинаю подозревать неладное и спешу перебить словоизлияния приятеля.
– Вот только не надо мне втирать, что хочешь тут остаться. Ты ж неплохо жил, еще пару лет и совсем в шоколаде будешь.
– А тут я уже в шоколаде, – заявляет он резонно. – Но сейчас не о том. Ты оставаться наотрез не желаешь, как я понимаю?
– Я что больной? – вопрошаю как можно возмущеннее. – Чего мне тут ловить, кроме вшей? Здесь их, как я погляжу, уважают. Волосня у всех, только гнид парить.
– А я думаю, назад тебе хода нет, – убежденно говорит Миша. – Не Анзор, так Фрол тебя с дерьмом сожрет. Кто первый доберется. Анзор за родственников мстить будет, ну а Фролу ты весь расклад спутал, он такое не прощает. Да и менты вступят в игру, едва объявишься...