Кому светит Большая Медведица
Шрифт:
Мария идёт по облакам, неся своего ребёнка. Слава её ничем не подчёркнута, но как повелительницу, встречает её, преклонив колени, папа Сикст, облачённый в парчу; святая Варвара опускает глаза с благоговением, а два ангелочка, чуя её поступь, устремляют вверх мечтательно-задумчивые взоры.
Она идёт к людям, юная и величавая, что-то тревожное затаив в своей душе; ветер колышет волосы ребёнка, и глаза его глядят на мир с такой великой силой, так широко, так напряжённо и с таким озарением, словно видит он и свою судьбу, и судьбу всего человеческого рода.
– Недаром Данте сказал, что «развалины стен Рима заслуживают почитания, и земля, на которой
– Конечно, - с энтузиазмом ответил Руслан, понимая, что именно в эту минуту его сын делает важнейший в своей жизни выбор, - я могу привести в пример Николая Рериха – он был великим живописцем и неутомимым путешественником.
– Мне нравятся картины Рериха, но «Сикстинская Мадонна» - это… - Тимур не нашёлся, какими словами выразить переполнявшие его чувства.
– Это самая знаменитая картина Рафаэля, и, вероятно, самая знаменитая вообще из всех картин, когда-либо написанных, во всяком случае, в том мире, который ведёт своё начало от Эллады и Рима, - увлечённо сказал Руслан и повернулся к дочери, - Маняша, мы не слишком утомили тебя? Ты непривычно молчалива после нашей экскурсии.
– Я даже не смею обсуждать эту картину, - с трепетным смирением сказала девушка, - и если у Тимура она порождает желание создавать подобное, то у меня окончательно пропала охота тягаться с любым великим художником; я знаю, что моё призвание – не живопись, хотя занятия ею не оставляют меня равнодушной.
– Голос этого вида искусства зазвучит в тебе с большей силой, когда ты захочешь запечатлеть на холсте таинственные красоты подводного мира, - уверенно отозвался Тимур.
– Похоже, этому не быть никогда, - Маняша сдержанно взглянула на отца, тот поймал её взгляд и торжественно объявил:
– Завтра прилетают Наташа со Стешей, и своих девчонок я отправляю на курсы обучения дайвингу. Но только когда своими глазами увижу свидетельства о том, что вы знаете, как пользоваться аквалангом, вы сможете рассчитывать на мой спокойный сон. А сейчас давайте поспешим – наш самолёт стартует ровно через два часа, а мы ещё хотели пообедать в местном ресторанчике, помните?
– Папа, я тоже хочу плавать… с аквалангом, - робко сказал Тимур.
– На следующий год, сын, - Руслан положил на его плечо свою ладонь, - врачи запретили тебе заниматься подобными видами спорта ещё месяцев пять-шесть.
Тимур расстроился, но в следующее мгновение какое-то воспоминание вдохновило его, отчего глаза мальчишки заблестели. Он сказал:
– Ну и пусть! «Сикстинская Мадонна» стократно возместила мне эту потерю, хотя кое-кто может не согласиться.
Но Маняша промолчала. На этот раз она не стала спорить с братом. Заснув ночью в нетерпеливом ожидании следующего дня, она увидела во сне не причудливых обитателей Средиземного моря, а полные строгости и величия лица Мадонны и ребёнка – воплощения того идеала красоты и добра, который смутно воодушевлял народное сознание в век Рафаэля, и который Рафаэль высказал до конца, раздвинув занавес, тот самый, что отделяет будничную жизнь от вдохновенной мечты.
Глава 46.
« Charonia tritonis »
Я вернулся
– Пойдём, просто прогуляемся, Тимур, - предложила она тоном, в котором были и смущение, и снисхождение, и извинение, и ошеломлённость.
Я молча следовал за ней по заснеженным улицам вечернего Петербурга, и не начинал разговора, предоставляя это право Стеше.
– Говорят, город особенно прекрасен в волшебную пору белых ночей, - устремив мечтательный взгляд поверх заледенелых решёток набережной, произнесла Стеша, - за три года я почти забыла это время. А ты? Ты помнишь?
Слова «я привык» едва не слетели с моего языка. Я уезжал из этого города, с облегчением думая о том, что хоть на короткое время вырвусь из-под власти его колючего климата, вызывающе уверенной молодёжи и ощущения вечной жизни в музее под открытым небом. Через несколько дней я уже скучал по этому музею, его экспонатам и посетителям, а по возвращении с удовлетворением отмечал, что климат по-прежнему суров, а молодёжь с гордостью носит титул «продвинутой».
– Но больше всего мне дорог этот город, - добавил я, - потому что с ним неразрывно связаны имена Ломоносова и Менделеева, Пушкина и Гоголя, Некрасова и Достоевского, Глинки и Мусоргского, Брюллова и Репина, - мой голос достиг апогея и я тихо закончил, - и с твоим именем, Стеша…
Она схватила мою руку, повернув ко мне пылающее от мороза и волнения лицо, и воскликнула с беспомощностью ребёнка:
– Тимур, Тимур! Ты самый мой лучший друг и ты так хорошо меня понимаешь! Мне самой становится больно оттого, что я причиняю тебе боль. Сможешь ли ты сейчас остаться хладнокровным и выслушать меня? Мне необходима твоя помощь, потому что, кажется, я впервые не знаю, что делать.
Шаловливые смерчи снежинок танцевали вокруг нас, когда Стеша начала свою историю встречи с отроческой любовью, и я подумал, что, должно быть, именно так играет и вертит нами судьба, скручивает и обжигает, хотя на горизонте ясно и ветер жизненных надежд ещё порывист. Что я мог ей посоветовать? Она молчала, ожидая от меня каких-то слов, и я молчал, не видя смысла, не желая их произносить.
– Послезавтра мы с мамой улетаем в Италию, навестить Тимура и Маняшу, - несмело добавила Стеша, - мама говорит, что тёплый климат и море пойдут и мне на пользу. Там не будет ни тебя, ни Ярослава, и, может быть, я не приму неверного решения.
– Я не сомневаюсь, кого ты выберешь, - нашёл я в себе мужество произнести эти слова, - зачем обманывать себя? Но я буду ждать твоего звонка, Стеша. Просто, как друг…
С таким напутствием я отпустил её в чужую страну, и занялся тем, что вернулся к подарку, который задумал ещё тогда, в осеннем Павловском парке.
* * *
Семья Девушкиных благополучно воссоединилась в Риме, откуда их ждало путешествие на машине вдоль побережья Тирренского моря через Неаполь, Сорренто, Четраро, Никастро, а в Реджо-ди-Калабрия они сели на пароходик, доставивший их на Сицилию. Здесь в течение недели Стеша и Маняша проходили начальный курс обучения дайвингу, Тимур рисовал местных жителей, а Наташа с Русланом самозабвенно занялись друг другом. Был забыт зимний Петербург, вокруг полыхала зелень и источала изысканные ароматы чужестранная жизнь, но неизменно образ Ярослава сопровождал Стешу. Своё первое погружение она посвятила ему.