Конь в малине
Шрифт:
– Что? – Я опешил.
– П-писать… п-писать х-хочу…
Все так же, за руку, я отвел ее в туалет. И понял, что ни черта Савицкая в себя не пришла – она продолжала держаться за меня и шептать: «П-писать х-хочу…»
Ну что ж, раздевать даму – не одевать; с этой привычной проблемой я справился в мгновение ока. Усадил Савицкую на унитаз, постоял рядом, пока она не отжурчалась. Потом отвел в спальню, уложил на кровать, прикрыл одеялом.
– Спите!
Она послушно закрыла глаза. А я сел в кресло, вздохнул и наконец-то спокойно смог рассмотреть
Да, чем-то она была похожа на Ингу, такая же белокурая и кареглазая. Потом мне пришло в голову, что теперь-то спать в одежде ей совсем ни к чему. Я раздел ее догола (груди у нее оказались полнее, а бедра шире, чем у Инги – естественно, рожавшая женщина) и прикрыл одеялом. Потом достал из кармана шприц-тюбик. Эти скоты кололи ее ультрапентаморфином. Сильная, сволочь, штука, но противоядие от нее продается свободно и без рецепта. Впрочем, все понятно, ведь в любое время скотам могла понадобиться дееспособная жертва.
Я сбегал в ближайшую аптеку, подыскал на сгибе локтя Савицкой более-менее чистое место и перегнал в вену содержимое купленного шприц-тюбика.
Через пять минут лицо женщины порозовело, веки дрогнули и открылись. Глаза некоторое время смотрели в никуда, потом ожили, прокатились по орбитам и уставились на меня. Шевельнулись губы, прошептали:
– Кх-де я?
– Вы у друзей, – ласково сказал я. – Вам нечего бояться.
Зрачки у Савицкой расширись, сузились, снова расширились. Правая рука выпросталась из-под одеяла, скомкала пододеяльник на груди.
– Вакх-дик? Эт-то т-ты?
Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять, какое слово она произнесла первым.
– Я не Вадик, – ласково сказал я. – Меня зовут Максим. Но я ваш друг. Я не сделаю вам ничего плохого. И мы обязательно найдем Вадика.
– Вакх-дик… – Голос вдруг окреп. – Вадик! Вадичка! Жив! Господи ты боже мой!
Гибкое тело взметнулось из-под одеяла и приникло к моей груди.
– Вадичка!!! – Это был отчаянный крик, полный восторга. – Вадик!!! Господи ты боже мой! Это же я, Катя.
– Вы Катя. – Я подхватил ее на руки, отнес к кровати, уложил. – А я Макс. Вам надо отдохнуть. – Отступил на шаг.
Она вновь вскочила, прижалась ко мне.
– Вадичка, ты меня не узнаешь?! – Отшатнулась – колыхнулись из стороны в сторону тяжелые груди. – Вадим!!! Что они с тобой сделали.
– Не волнуйтесь, Катя! Вы были больны, вам надо отдохнуть.
Она не слушала.
– Вадим…
Ее пальцы принялись расстегивать на мне пуговицы.
– Вадик!
Ее руки сорвали с меня одежду.
– Вадичка!!!
Она опрокинулась на спину и потащила меня за собой. Зовущий рот впился в мои губы.
Это было какое-то наваждение. Будто Лили лежала подо мной, зажмурившись, теребя пальчиками мою шею, требуя ласки!
И я не устоял – сплющил на кровати податливое тело, стиснул руками гладкие груди, вонзился торсом между жаркими бедрами, окунулся во влажное лоно. Ослепительная молния вожделения полыхнула между нашими животами.
Ни Лили, ни я уже
58
Жил-был мальчик по имени Вадик Ладонщиков.
И были у него папа и мама, а также бабушки с дедушками. Лишь тетей и дядей не было. Во всяком случае – родных…
Папа Вадиков, следуя провозглашенному в конце прошлого века лозунгу «Обогащайтесь!», занимался крутым бизнесом. Таких в не столь уж давние времена называли «новыми русскими».
Имелись у папы квартира с евроремонтом и ванна «джакузи» («Буль-буль-буль, в «джакузи» я валяюся на пузе, – пели на радио глупые рекламные девочки. – Задумчиво, в экстазе, я сижу на унитазе…»), и дача о трех этажах в ближнем пригороде, и «мерседес» последней модели, и многое-многое другое. Не было у папы лишь одного: удачливого сына.
И в самом деле, рос Вадик неудачником. Если какала в полете птичка, то обязательно ему на панамку. Если пацаны принимались кидаться камнями во дворе гимназии, то в окно директорского кабинета непременно попадал булыган, брошенный рукой Вадика. Если в хоккейной команде (а Вадик серьезно занимался этим видом спора в детской команде местного СКА; ведь хоккей – это спорт для богатых, как и теннис) кто-то ломал ногу, то это была нога Ладонщикова-младшего. Если Вадим шел на экзамен, то ему попадался билет именно с тем вопросом, который он не успел выучить. Парня так и звали за глаза: Вадим-Облом-С-Ним.
Шли годы.
Вадим закончил гимназию и поступил в университет. Правда, и тут не повезло с билетом на вступительных, и пришлось папе в очередной раз тряхнуть мошной, чтобы сын мог учиться на платном отделении.
Скоро сказка сказывается, да не скоро пять курсов пролетают!..
И была у Вадима подружка. Училась она с ним в одном классе, а потом и в университет увязалась. То ли жалела она его за бесталанность, то ли в сердце он ей запал (а парень он был видный и крепкий – многие телки на улице заглядывались), но ходила она за ним хвостиком, как привязанная, и когда они были вместе, избегали неудачи Вадима. Да только того никто не замечал. В том числе и сам Вадим…
Так и шло дело: Вадим учился, отец платил…
Но то ли согрешил Ладонщиков-старший перед господом в бизнесе своем (а кто в те годы не грешил?), то ли попал в жернова сыновней неудачливости, да только настал один прекрасный день (вернее промозглый октябрьский вечер). Ехал отец Вадима с матерью да бабушкой и двумя дедушками с дачи о трех этажах. То ли дорога была хуже, чем казалось, то ли скорость выше, чем требовала безопасность, да только выскочил «мерседес» на встречную полосу, прямо под многотонный «камаз». И не стало у Вадима ни отца, ни матери, ни бабушки, ни дедушек. Одна лишь бабушка осталась, но и та горя не выдержала – вскорости в могилу сошла.