Конь в малине

Романецкий Николай Михайлович

Занесли подарки в игровую.

– А где твои питомцы, марсианка?

– У них тихий час.

Я вполголоса выругался.

– Что такое? – встревожилась Яна.

– Можно пройти к ним в спальню? Я стерильно

чист. Но если хочешь, могу помыть руки.

Она улыбнулась:

– Тебе очень надо?

– Очень!

– Ладно, пошли.

Она провела меня в спальню.

Маленькие человечки спали в кроватках, сопя и время от времени причмокивая. Будто сосали материнскую грудь…

– Сколько им лет?

– От полутора до трех.

– Кто из них самый несчастный?

Яна перестала улыбаться:

– Они все несчастны.

– А все-таки?

– Ты очень изменился, Максим… Ладно! – Она подвела меня к одной из кроваток. – Вот Антоша. Его бросила мать.

Антоше явно снились плохие сны. Личико его было хмурым, как октябрьский день.

Я достал из кейса первую шкатулку, склонился над ребенком, чтобы Яне не было видно, и открыл крышку.

Больше ничего и не требовалось. Перламутровый шарик исчез. Волосенки на головке ребенка шевельнулись, а лицо его озарилось радостной улыбкой.

Я достал из кармана сливочную тянучку, положил в шкатулку и поставил на тумбочку.

–

Кто следующий?

– Ты будто Дед Мороз… Вот Верочка. Родители погибли, а другие родственники не захотели брать девочку к себе.

А почему бы и нет? – подумал я. Вытащил еще одну шкатулку.

Ведьма Альбина была половинкой. А перламутровый шарик половинкой не был. Девочка Вера обрела свою «рубашку» с не меньшей легкостью, чем мальчик Антон. Я достал из кармана еще одну сливочную тянучку.

Через пять минут во всех шкатулках вместо шариков лежали конфеты.

– Все, пойдем!

– Спасибо тебе! – сказала Яна и коснулась рукой моего плеча. – Не забежишь как-нибудь вечерком?

– Не забегу. – Я снял с рукава ее белого халата несуществующую пылинку. – У меня свадьба скоро.

– Рада за невесту. – Улыбка у Яны была сердечной.

– Вернется твой с Марса и прощения у тебя попросит, – сказал я. – Вот увидишь.

– Ты у своей уже попросил?

– Да.

– Я ей завидую.

Выходя из спальни, я оглянулся.

Спящие дети были похожи друг на друга. Но восьмерых из них отныне ждала другая судьба. И я надеялся, что Бог простит мне теперь зло, которое я причинил людям в деле Марголина.