Кон
Шрифт:
Сквозняк, холодный и резкий, тронул его затылок. Тимур обернулся...
"Иди", - было написано углем на светло-бежевой стене. И приглашающе качнулась лампочка в конце коридора.
***
Он сразу же забился на галерку, - стыдясь своих мятых брюк и огромных мокрых ботинок. В партере толпилась публика в вечерних нарядах; здесь же, на втором ярусе, обретались студенты, которых пускали на Кон по разнарядке, да обалдевшие от счастья ловцы "входного без места". Тимур устроился неплохо пусть сбоку, но зато в первом ряду. Оперся локтями о вытертый серый бархат; стал разглядывать публику. Несколько лиц, примелькавшихся в теленовостях. Нарядные дамы в сопровождении состоятельных мужей, известный киноактер, известный политик, еще кто-то с преувеличенно-значительным лицом, в компании двухметровой костистой блондинки. Администраторша Народного клуба с мужем оба разодетые в пух и прах, оба прямо-таки лоснятся от гордости. Полным-полно приезжих. В изобилии иностранная речь; спектакли Кона все понимают без перевода. Приезжают на день, на два, заранее заказывают билет; приводят с собой лучшее платье, переодеваются прямо в поезде-и после спектакля, счастливые, идут сразу же на вокзал. Десятки турфирм зарабатывают на "театральных" экскурсиях...
Дегтярев помещался в специальной боковой ложе. Вот скользнул взглядом по ярусу - невзначай. Посмотрел снова, внимательнее. Неискренне улыбнулся, помахал Тимуру рукой. Тимур помахал в ответ. Все места были заняты уже после второго звонка. Все до единого. Тимур некстати вспомнил:
"Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка..."
Раздраженно тряхнул головой. После третьего звонка Кон никого не пускает в зал. Ни-ко-го. Все давно усвоили это, и на Кон приходят загодя, опоздать сюда - все равно что опоздать на самолет... Тем более что билеты по цене сравнимы. И еще: перед спектаклями Кона никто никого не предупреждает о необходимости выключить мобильные телефоны. Мобилки и пейджеры просто не срабатывают в помещении Кона, и все об этом знают...
Свет в зале стал гаснуть. Глядя сверху на ряды ухоженных голов, на шеренги внимательных лиц, Тимур вдруг подумал не без гордости, что ни с кем из них, сидящих сегодня в партере, Кон не разговаривает. Потрясает - да, это случается почти каждый день. Но не разговаривает. Открылся занавес.
***
Тимур шел. Ботинки его промокли. Ведь что такое эта "Комедия характеров"? Ну, хорошая пьеса. Ну, неплохие артисты, несколько удачных находок... И - жизнь. А кто вдохнул эту жизнь в действо на сцене, Дегтярев или сам Кон, не очень-то важно, потому что если бы спектакль Дегтярева был плох, Кон не принял бы его... Единственным, что немного смущало Тимура, было ощущение уже виденного. То, что он никогда прежде не ходил на "Комедию характеров", не подлежит сомнению; откуда же это чувство, будто смотришь спектакль не в первый раз? Впрочем, стоит ли огорчаться по этому поводу... Он ведь попал в театр раньше, чем в ясли, и за четверть века успел пересмотреть столько спектаклей, среди которых были и хорошие...
Тимур остановился у фонарного столба. Подошел ближе. Ткнулся лбом в мокрый бетон.
Боже, всемогущий Боже, если ты меня слышишь... сделай так, чтобы Кон принял мой спектакль. Ты же видишь, Господи, он хорош. Он не хуже дегтяревского, нет, даже лучше. Я не могу молиться Кону - он плевал на мои молитвы, он верит только в то, что видит... Но ты, Господи, ты ведь поможешь мне?
Во всем темном доме горело одно только окно. Окно их с мамой маленькой кухни. Дождь не прекращался. Тимур брел, не разбирая луж. Дегтярев... За это можно простить и лицемерие, и даже предательство. Пусть хоть какую грязь разводит за кулисами, но Кон принял его спектакль, а значит, Дегтярев сотворил в своей жизни нечто большое и доброе. Потому что люди, расходившиеся вечером с Кона, были добрыми, все, даже администраторша Народного клуба. И будут добрыми до самого утра, а возможно, и весь завтрашний день. А может быть, даже целую неделю...
***
– Тим, можно тебя на пару слов?
Счетчик неприятностей в душе Тимура щелкнул, не ожидаясь, пока Вита объяснится. Они остановились перед дверью туалета; Вита нервно пощелкала зажигалкой:
– Сигареты есть?
Тимур, ни слова не говоря, вытащил из кармана початую пачку.
– Меня грозят выгнать из института, - сказала Вита, закуривая.
– За что?
– На восемнадцатое назначили дипломный спектакль. У меня там роль, сам знаешь, на три копейки, "кушать подано"... Но куда там. Не подступись. Или я играю восемнадцатого, или меня вышибают без права восстановления. Ну, как?
Тимур молчал. Вчерашняя "Комедия характеров" еще жила в нем. Смехом зала, напряженной тишиной, подступающим к горлу комом. Отзвуком аплодисментов.
– Вита... После восемнадцатого... На кой черт тебе эти корочки? Сколько ходит людей с дипломами, ни на что не годных, никому не нужных... Ну, напишут тебе в корочках - "Актриса". И что, ты с ним на сцену вылезешь, с дипломом? Зрителю покажешь? Чтобы он поверил?
Вита молчала. Сигарета тлела в ее руке, пепел падал прямо на пол.
– А то, что ты действительно Актриса... Настоящая, глубокая, зрелая... это же и козе понятно, стоит тебе только выйти на сцену. Они хотят тебе сломать хребет, понимаешь? Если ты пойдешь восемнадцатого играть свое "кушать подано" - об тебя ноги вытрут и дальше пойдут... И что бы потом ни написали в дипломе... хоть "гениальная"... это уже не будет иметь значения, понимаешь?
Вита молчала. Сигарета в ее руке прогорела до самого фильтра.
***
– Завтра у нас конкурс клубной самодеятельности, - с сожалением сказала администраторша.
– Так что сцена, извините, занята с двенадцати до десяти. Но могу вас пустить в паркетный зал, это там, где танцы... Разумеется, под вашу ответственность, Тимьянов, там очень дорогой паркет...
– Нам не нужен паркет, - сказал Тимур, сдерживая отчаяние.
– У нас три дня до премьеры! Нам нужна сцена!
– Но это же Народный клуб, - сказала администраторша укоризненно.
– Это же плановое мероприятие, понимаете?
– Понимаю, - сказал Тимур.
Он устал. За эти десять дней он вымотался, как футбольный мяч. Его били со всех сторон, он метался, ухитряясь каким-то образом добиваться своего, пусть с потерями, пусть на пределе возможностей, но - добиваться... Уже заказана машина - отвезти декорации. Уже есть договор с монтировщиками, не раз и не два работавшими на Коне. "Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка..."
– Пустите нас на ночь, - сказал Тимур.
– Это очень нужно. Пустите!
Администраторша смотрела на него - немолодая, неумная, не очень счастливая женщина. На дне ее глаз еще жило воспоминание о "Комедии характеров" - смех, мысль, тишина, отзвук аплодисментов...
– Не дай вам бог, Тимьянов, зажигать на сцене настоящие свечи...
– Не будем.
– И не дай вам бог опять разливать на сцене воду - от этого покрытие коробится...
– Не будем...
– Если вы мне клянетесь, Тимьянов, что в помещении будут находиться только ваши люди... Только те, кто записан у меня в заверенном списке...
– Клянусь!
– ...и если на сцене не будут курить - в порядке исключения, Тимьянов... Слышите? Я допущу вас в зал ночью - в порядке исключения!
***
– Тим... Можно тебя на минутку?
Борис. Опять что-то случилось.
– Тим... У меня мама заболела... отец на ночной смене, некому с ней ночью... Тим, не могу я сегодня. Ну хоть убей... Давление высокое... У нее, когда давление... Понимаешь?
Тимур закрыл глаза. Ему показалось - на секунду; когда он поднял веки, оказалось, что Борис смотрит на него с недоумением и ужасом.