Кон
Шрифт:
– Боря, - сказал Тимур.
– Хочешь, я найду для твоей мамы сиделку? С медицинским образованием?
– У меня денег...
– Совершенно бесплатно? Хочешь?
– Тима...
– Боря. Осталось три дня. Мы не можем делать прогон без тебя. Мы не можем.
– Но мама...
– Я же сказал, что приведу сиделку.
– А если ей станет хуже?
– В глазах Бориса мелькнула тень истерики.
– А если... я же не смогу жить! Я же...
Тимур взял его за воротник. Притянул к себе, к самым
– Ей не станет хуже. Ей будет лучше, это я тебе говорю! Я найду самую лучшую в городе медсестру. Я оплачу лекарства... Я найду профессора, и он бесплатно будет с ней сидеть! Всего несколько часов, с одиннадцати до пяти утра! Ну как, согласен?!
Борис молчал. Хватал воздух ртом, как рыба.
***
– Тима, ты не забыл о своем обещании?
– Я разве что-то обещал, мама?
Длинная пауза.
– Ты обещал позвать меня на генеральный прогон.
– Нет. Я не обещал. Ты просила, чтобы я обещал, но я...
– Тима. Послушай... Нет, не слушай. Не слушай никого, только себя... шагай через меня, шагай через всех... ради искусства... оно того стоит... если Кон оценит тебя - все простят тебе... всё простят... даже те, через кого ты переступил...
– Мама, отдай бутылку. Ну отдай! Тебе нельзя больше!
– Господи, как мне тяжело. Знать все наперед - и ничего не уметь объяснить... Я знаю. И не могу убедить тебя. Тим, я приду на прогон, восемнадцатого, утром. И ты не сможешь помешать мне. Кон меня знает, он знает, что ты мой сын, он меня пропустит.
***
Начало ночной репетиции назначено было на одиннадцать ноль-ноль. Во всем здании клуба никого не было. Дремал вахтер в запертой прихожей, на сдвинутых стульях; покачивались на сквозняке бумажные гирлянды, непременный атрибут всех смотров самодеятельности.
– Который час?
– Одиннадцать сорок...
Тимур и Дрозд дежурили у входа, чтобы сразу услышать, когда Кирилл постучит в запертую стеклянную дверь. Но минуты шли, а Кирилла не было. Без десяти двенадцать.
– Спокойно, Тим. Все бывает. Я в Кирюшку верю. Он придет.
Ноль часов две минуты. Ноль часов, тридцать минут... В холле появилась Вита. Молча протянула карамельку Тимуру и еще одну - Дрозду. Ноль часов сорок минут.
– Я его видела сегодня... то есть вчера вечером. Он был веселый, никакого намека... даже мысли не было, что он может не прийти!
Тимур молчал. Еще в одиннадцать десять младший брат Кирилла, с которым Тимур говорил по телефону, утверждал, что тот пошел на репетицию. И уже давно.
– Иди к ребятам, - сказал Тимур Вите.
– Возьми у меня в сумке термос с кофе, литровый такой, знаешь...
– Ага, - деловито обрадовалась Вита.
Вахтер храпел. Ноль часов пятьдесят девять минут... Тихий стук в стеклянную дверь. Они вскочили одновременно - Тимур и Дрозд. Осторожно, чтобы не разбудить вахтера,
– Кир?!
– Руку сломали, - сказал Кирилл, будто извиняясь.
– Тим... Это ничего. Руку сломали, но ведь не ногу же... А морду гримом залеплю, ничего и не видно будет... А сотрясения, сказали, нет... Только руку сломали... Такая шобла, человек пять...
Под правым глазом Кирилла растекался синяк. Щека расцарапана, губы разбиты; правая рука висела на перевязи, в лубке, и видны были синие, перепачканные гипсом пальцы. "Отказаться можно в любой момент, я не обижусь. В любой момент, до третьего звонка..."
Тимур без сил опустился на скрипучий стул.
– Кирюха...
– Я в травмопункте был, - сказал Кирилл.
– Сказали, сотрясения-то нет... Это же классно, Тим. Было бы сотрясение - я не играл бы, наверное... А так я могу играть. Подумаешь, мой Писатель будет в гипсе... Это даже интересно. Все подумают, что это такое художественное решение. Или можно гипс снять, а после премьеры надеть... Ты слышишь меня, Тим?
Тимур молчал. Перед глазами у него плыли цветные пятна.
***
Днем семнадцатого числа они провели последний прогон на сцене Народного клуба. Администраторша, которую никто не звал, явилась сама и уселась посреди пустого скрипучего зала.
– Поразительно, - сказала она потом, отловив Тимура в коридоре.
– Я думала, это классика...
– А это и есть классика, - сказал Тимур.
Администраторша недоверчиво покачала головой:
– Какая же это классика? Она же не скучная!
***
Ночь с семнадцатого на восемнадцатое Тимур опять не спал. Знал, что надо быть в форме; проглотил даже снотворное, но ядовито-желтая таблетка ухнула, будто в прорву, безо всякого эффекта. Он сидел на кухне над какой-то книгой - но читать не мог; смотрел на строчки и слушал, как ворочается в своей спальне мама. В семь часов он вышел из дому - мама была еще в постели. В половине восьмого к зданию Народного клуба подъехал крытый грузовик; Тимур проследил, чтобы декорации грузились аккуратно и ничего из реквизита не было забыто. В половине девятого декорации разгрузили у Кона.
Несмотря на суетливый утренний час вокруг собралось изрядное количество зевак. Монтировщики, с которыми Тимур договорился заранее, начали ставить декорацию ровно в девять. В девять тридцать к служебному ходу подтянулись бледная Оля, суровая Вита, хмурый сосредоточенный Дрозд, похудевший за последние дни Борис и Кирилл с загипсованной рукой.
– Идем все вместе, - сказал им Тимур.
– Ничего не пугаемся, ведем себя естественно... Для Кона мы - пока никто, просто приятные незнакомцы. Кон оценит нас во время спектакля... Ну, с богом?