Конан и алтарь победы
Шрифт:
Конан почувствовал, что пол под ним становится вязким и ноги погружаются в него. Что-нибудь предпринять не представлялось возможным; он осознал, что сейчас полностью находится во власти некоего магического могущества.
Вдруг непроницаемость тьмы нарушилась. Образовались участки света, кожа ощутила усиливающийся ветер. И этот ветер сдувал тьму, уносил ее, как пух с тополей, как пепел сгоревшего пергамента. Сильный, быстротечный, почти ураганный порыв разом уничтожил остатки мрака.
Ничего, никаких следов не осталось ни от пещеры, ни от туннеля, ни от демона.
Конан увидел вблизи себя
Северянин стоял по колено в воде. Перед ним расстилалось море невероятной прозрачности, а позади, совсем рядом, за полосой прибрежных валунов виднелись берег и лес — земля!
Конан, ступая по песчаному дну, направился к лодке. – Конан, Конан, милый! — кричала ему Луара.— Ты жив, жив, жив!
— Конь-ян! Конь-ян! — вторила ей Ки-шон.
Около лодки вода доходила киммерийцу уже до пояса.
— Киньте канат! Ловар, брось мне канат! Кром вас всех побери! — Ему пришлось перекрикивать обезумевших от радости девушек.
— Это Гиль-Дорад, варвар! Гиль-Дорад! Мы дошли! — затараторил Ловар, кинув ему канат.— Действие злой Силы исчезло! Ее нет совсем! Путь свободен!
— Ладно-ладно,— проговорил Конан и, перебросив канат через плечо, потащил сослужившее свою службу судно меж прибрежных валунов. В трех шагах от полосы прибоя киль вошел в песок.
Киммериец помог девушкам спрыгнуть с высокого борта. Луара тут же бросилась Конану на шею.
— Это Гиль-Дорад, Конан, милый! Гиль-Дорад! Ловар говорит, что уже не чувствует противодействия этой противной магической Силы. Наоборот, Сила действует сейчас по-доброму. Да ты только посмотри, Конан!
Девушка схватила воина за иссеченное шрамами запястье и потащила из воды, в которой они все еще стояли по щиколотку, на береговой пляж.
— Смотри, Конан, какой красивый, сказочный лес! Где ты такой видел?
— Ну…— хотел было он возразить, но ему не дали.
— Посмотри, сколько птиц над ним! Какое чудо! А воздух! Кажется, вдыхаешь не просто воздух, а саму жизнь! Чувствуешь?
— Да,— кивнул киммериец.
Луара подпрыгнула и поцеловала его в щеку.
Они стояли на берегу неведомой земли. Вдали уходил в облака исполинский конус горы, густо поросшей лесом; лишь кое-где среди зеленого покрывала виднелись черные пятна скал. Склоны далекой горы усеивали белые точки, расположенные в строгом порядке: чем ближе к вершине, тем их было больше.
Строения, решил Конан. А на самой верхушке возвышалось сияющее величественное здание, даже с такого расстояния поражающее своими размерами. На его крыше бился и трепетал яркий даже в такой солнечный день огонек. Что это, киммериец понять не мог.
— Ой, погляди! — продолжала восторгаться Луара, вытянув руку в направлении буйноцветных, наполненных птичьим щебетанием райских кущ неизвестной земли. Из зарослей на песок выбрался олененок и, заметив людей, склонил голову набок, без тени испуга, внимательно изучая их.— Какая прелесть, Конан! — Луара глядела снизу вверх на своего возлюбленного.
— Да, Луара. Я ду…
— Конь-ян! Конь-ян!
Оборачиваясь на тревожный крик, Конан забросил руку за спину, вцепился в рукоять меча. Мгновение — и оружие выдернуто из ножен и готово к бою,
Варвар взревел, как дикий зверь.
Глава
Неожиданно объявившегося на их пути чародея по имени Ловар кхитаянка невзлюбила с первого взгляда. В его глазах, казалось ей, мерцало затаенное зло и жестокое коварство. Ей мерещились темные, не ведающие пощады силы, стоящие за спиной незнакомца. Поведение колдуна в ночь снежной бури укрепило интуитивную неприязнь. Ки-шон была уверена, что человек в черном плаще хотел убить ее, но в последний момент передумал. Как объясняла сама себе девушка, он боялся вызвать подозрения у спутников, в доверие к которым хотел непременно втереться. На следующий день в горах она попыталась поделиться своими наблюдениями с Большим Человеком, как она про себя называла Конана, но ее язык жестов больше, конечно, смешил, чем заставлял отнестись серьезно к тому, что она увидела и почувствовала. Тогда Ки-шон решила сама неотступно следить за каждым шагом колдуна, чтобы утвердиться или разувериться в сомнениях. И если понадобится — поднять тревогу.
Странностей в поведении колдуна она находила много, но страшного — ничего. А странности, как известно, свойственны, в конце концов, всем магам. Тем не менее сомнения ее не развеялись, а лишь ослабли.
Но чувство неприязни и страха перед этим человеком с прежней остротой вспыхнуло в Ки-шон, когда она увидела, как он наблюдает за схваткой в морской пещере. В тот миг колдун показался ей воплощением зла. Нет, не просто зла, направленного на рогатого исполина, который стремился убить их Конана, а Зла как такового. Больше Ки-шон не сомневалась: цель Ловара неизвестна, но этот человек — служитель противостоящих Добру сил, жрец черного колдовства, для которого люди — лишь жертвы на алтаре подчинения хозяевам Преисподней. С этой минуты кхитаянка ни на миг не отводила взгляда от фигуры в черном плаще.
Когда Конан и Луара вышли на берег, Ловар, спрыгнув с борта, остался стоять в воде возле лодки. Ки-шон находилась чуть ближе к берегу, чем он. Повернувшись к чародею вполоборота, она вдруг увидела, как лицо мага посерело, на глаза набежала странная дымка, губы зашептали неслышные слова.
Кхитаянка напряглась.
Медленно поднялась, высвободившись из рукава черного плаща, правая рука, разогнулся указательный палец и нацелился в спину Конана, заслушавшегося восторгами Луары. Из пальца вылетел тонкий голубой луч и, ускоряясь, потянулся к киммерийцу. Ки-шон не раздумывала, как ей поступить. Она — раба Большого Человека по своей доброй воле — живет сначала для него, потом для себя.
— Конь-ян! Конь-ян! — закричала она, бросаясь наперерез лучу.
Голубая игла вошла в ее тело, зажгла внутри огонь.
Конан взревел, как дикий зверь. Тонкий голубой луч протянулся из пальца чародея в его сторону, но путь ему преградила Ки-шон. От луча, пронзившего тело кхитаянки, кожа ее засветилась голубым сиянием. Девушка кричала от боли.
Конан сорвался с места.
— Убью! — Крик варвара поднял стаи птиц над зелеными кущами.