Конан и Два талисмана
Шрифт:
Скоро принесли большой лист пергамента и графитовый стержень. Дриан старательно нарисовал знак, затем почтительно передал лист Гассану.
Заметно побледнев, купец долго не мог произнести ни слова. Его жена, успевшая досконально изучить все проявления чувств супруга, с тревогой спросила:
— Тебе знаком этот знак? Чей он?
Порывисто вздохнув, Гассан с трудом отвел взгляд от рисунка.
— Как странно… Это печать самого… Нет… Я потом как-нибудь расскажу… Потом…
Итилия обратила на Дриана пронзительные
— Ты не обманываешь, мальчик? Не шутишь? Может, ты просто решил таким образом получить несколько монет и хорошо поесть?
— Клянусь, я не обманываю! — ответил Дриан с таким жаром, что женщина смягчилась.
— Хорошо, я верю тебе. Опиши подробнее, как выглядел этот старик.
Дриан засопел, вспоминая. Затем, словно рассматривая что-то на потолке, начал рассказывать:
— Ну, высокий… Худой, в заплатанном халате… С длинной белой бородой… И глаза!.. Он смотрел прямо в душу!..
— А посох?! — перебил Гассан. — Был у него посох?
— Ну, да… Он же дервиш… Как же без посоха?
— А какой он был? Деревянный или?..
— Да, я не обратил внимания на посох… Вроде, деревянный… Хотя…
— Может, он был синего цвета? — Гассан подался вперед, на лбу у него выступили капельки пота.
Итилия с удивлением заметила, что ее муж вне себя от волнения.
— Да… возможно… — забормотал Дриан. А затем произнес уже более уверенно: — Мне кажется, он как-то переливался, блестел в солнечных лучах…
— Посох из ляпис-лазури! — Гассан вскочил и в волнении заходил по залу. — Посох… — бормотал он. — Посох из ляпис-лазури…
— Мальчик точно не помнит, — мягко заметила Итилия.
— Но печать!.. Посох и печать… И сам его вид… Несомненно, это он…
Женщина повернулась к мальчику и спросила:
— Что насчет солнца?.. Он сказал, что оно потухнет?
— Да, — с дрожью в голосе ответил Дриан, — но ненадолго… И еще он сказал… чтобы я передал это Гассану, что он сумеет извлечь из этого выгоду.
— Выгоду? — Купец задумался. — Да, пожалуй… пожалуй… Люди решат, что пришел конец света, и могут продать за бесценок все что угодно…
— Мне кажется, в этот момент им будет не до продаж, — возразила Итилия, — они будут молиться, каяться…
Гассан погладил аккуратно завитую, ухоженную бородку. В нем заговорил купец.
— Нужно им внушить, что спасется только нищий! Только того спасут боги, кто лишен богатства!
— А они спросят: почему именно нищих будут спасать боги? Почему не праведников, а вот именно — нищих?!
Гассан надолго задумался. Страх и волнение прошли. Теперь им владел азарт торговца.
Дриан вдруг выпалил:
— Проще верблюду пролезть сквозь ушко иголки, чем богатому попасть в рай!
Итилия и Гассан с удивлением воззрились на мальчика.
— Потому что все богачи обязательно кого-то обманывали… Иначе они не скопили бы
Гассан усмехнулся:
— Не смущайся, мудрый мальчик… Ты прав.
Хлопнув в ладоши, купец призвал помощника в торговых делах — ловкого и расторопного парня по имени Киас. Прибежав, и окинув быстрым взором Дриана, Киас низко склонился перед хозяином.
Дриану не понравился этот пронырливый, сытый, с бегающими глазками, молодой негр. Не понравилось, как презрительно тот глянул на него — оборванца, посмевшего потревожить хозяина. Мальчик отошел в угол и присел на корточки, наблюдая, как проныра Киас с благоговением выслушивает приказы хозяина.
Гассан действовал разумно и быстро. В кратчайшие сроки помощник должен собрать самых сообразительных нищих и сделать из них «пророков». Заплатить, естественно, не скупясь. Нищие должны возвещать истину о богатых и бедных, о том, что проще верблюду — и так далее… Продавцов — всех, кто продавал на базарах города товары Гассана — с наступлением темноты отправить скупать драгоценности, скот, дома, рабов и все, что представляет хоть какую-то ценность…
Гассан в азарте потирал руки. Итилия задумчиво смотрела на раскрасневшееся лицо мужа. Дриан сжался в углу, бросая недобрые взгляды на пританцовывающего от нетерпения Киаса.
— Вот так! — глаза купца блестели. — Скоро я скуплю все! Все! — Он сжал кулак. — Они все станут нищими!
— И попадут в рай… — тихо напомнила Итилия.
Купец прекратил хождение по залу, жестом отпустил помощника и недоуменно взглянул на жену.
— Что? В рай? Но это же… — Он натянуто рассмеялся: — Это же…
— Ты думаешь, мальчик сам придумал эту фразу? — негромко продолжала Итилия. — Этот мальчик, вероятно, служит тому, кого ты узнал… Тому, чью печать он нарисовал.
Гассан изменился в лице, в глазах его вновь мелькнул страх. Он подошел к Дриану и притворно ласково, елейным голосом спросил:
— А кто тебе сказал… про верблюда и иглу?.. Про ушко иглы?.. Кто?
Мальчик замотал головой. Он действительно не знал, почему вдруг выпалил эту фразу. Он и иголку-то видел только раз и никогда ею не пользовался… Верблюдов, правда, встречал часто.
— Я… не знаю… она сама, как-то… вылетела… — Он виновато смотрел в пол.
В блестящих, отполированных, аккуратно уложенных камнях искаженно отражался Гассан — обманщик, который никогда не попадет в рай.
Купец протянул руку, намереваясь погладить Дриана по голове, но мальчик в страхе отпрянул — в отражении привиделось: тянется к нему когтистая, волосатая лапа демона, а голова купца вдруг как бы отделилась от туловища и висела сама по себе, ухмыляясь искаженными, окровавленными губами.