Конан и мрачный серый бог
Шрифт:
Кайланна закричала и метнулась назад. Тюремщик прикрепил факел к стене напротив, неуклюже возясь со своим поясом.
Конан напрягался в своих цепях с яростью более горячей, чем лава текущая по его венам. Стальные цепи сопротивлялись железным мускулам; кровь текла из- под наручников киммерийца, поскольку он напрягал и сгибал свои руки в усилии, которому, возможно, не соответствовали даже троим нормальным мужчинам. Но соревнование было безнадежно. Цепи, были сделаны настолько крепко, что только молот и долото могли сломать их.
— Конан! — донёсся просительный крик из камеры Кайланны, сопровождаемой звоном металла на камне.
Киммериец смотрел ошеломленно на кольцо ключей, которые оказались на расстоянии нескольких дюймов от его ног. Он не стал тратить впустую время, обдумывая, как Кайланна схватила их, пока тюремщик бросил ее на пол, развернувшись и ворча бессвязно. Конан возился со своими наручниками, выбрав сначала неправильный ключ, затем освобождая себя от стальных оков в ловком безумном движения. Шемит бросился в коридор, поскольку Конан просунул свою руку через решетку своей двери камеры и поворачивал ключ в замке. Он вынудил свое больное колено согнуться, хромая как калека-нищий и проклиная боль, которая вспыхивала от его икры. Обеими руками он толкнул открытую дверь, отбрасывая её на лицо тюремщика. Угрюмый шемит без промедления оттолкнул решетку назад, закрывая Конана в камеру. Конан ударил своим плечом, открывая дверь снова. В его руке болтались цепи, утяжеленные толстыми железными наручниками. Он проскальзывал в дверь, когда кулак тюремщика ударил его в живот. Удар сбил бы более слабого человека с ног, но живот Конана был из стальных мускул. Он отчаянно вскрикнул и пробил череп мучителя сильным ударом тяжелых цепей. Кровь и мозги разлетелись по коридору. Конан захватил факел от стены и окликнул Кайланну прежде, чем дергающийся труп упал на пол. Она предпринимала поспешное усилие прикрыть себя ее раскромсавшими предметами одежды, когда гримасы и судороги сотрясали мертвого шемита.
Конан склонился к телу в поисках кинжала или другого оружия, не обращая внимания на темно-красный поток льющийся из головы. Тюремщик не носил оружия.
— Несите это, — сказал он, вручая факел Кайланне. — Этот шум, конечно, привлечёт больше этих ассирийских собак. Следуйте за мной, не мешкая.
— Да, господин! — она нервничала. — Я освобожу капитана Тусалоса и найду других, в то время как ты посторожишь.
Она выхватила у него ключи. Ее сарказм был потрачен впустую на Конана, который отметил только что она, кажется, полностью пришла в себя от столкновения с грубым шемитом. Девочка была или жесткой, или надменной, или, возможно, одновременно обладала этими качествами. Поддерживая раненную ногу, Конан спешил к единственному выходу, закрытому деревянной дверью, укрепленной железными стяжками. Девочка заглядывала в каждую камеру, но вошла только в ту, где содержалась жертва мучителя.
— Вставайте, Тусалос! — безумный шепот Кайланна отозвался эхом из тени. — Капитан? Ах, Белл — нет! С рыданием Кайланна появился из тени.
— Мертв, — подтвердила она, опуская глаза.
Конан кивнул.
— Как я опасался, — сказал он с таким большим участие, на какое был способен. — Несомненно, мы присоединимся к нему в Аду, если дальше задержим свое спасение. Мы должны теперь быть далеко! Он забрал ключи и подобрал один к дверному замку. За ней находилась узкая лестница, ведущая в плохо освещенный коридор. Кайланна ухватилась за предложенную руку Конана, вызвав его слабую усмешку пока они спускались.
Когда они достигли основания, ничто не ожидало их, кроме одинокого мерцающего факела на стене коридора. Они прошли мимо камеры, переполненной инструментами пытки, и зловонной ямой и комнатой, возможно, занимаемой тюремщиком. Кучи обугленных обглоданных крысами костей лежали рядом с грязным соломенным матрацем; нос Конана задергался от сильного запаха, оскверняющего воздух.
Ключ приоткрыл другую окованную железом дверь, оказавшуюся выходом из темницы. Конан открыл её и рассматривал округу за ней с некоторым удивлением. Дверь открылась к огражденному частоколу. Тюрьма оказалась не подземельем, а наземной невысокой каменной коробкой без окон, которая, вероятно, служила фундаментом для других построек ассири. Несколько деревянных зданий поднимались над грязной землёй. Когда его глаза приспособились к свету того, что было или рассветом или сумраком, Конан не увидел следа их ассирийских похитителей.
Желая использовать эту удачу, но продолжая соблюдать меры предосторожности, Конан повернулся к Кайланне и приложил свой палец к губам.
Тогда он указал на самый близкий забор и пополз к нему. Кайланна оставила факел и последовала за ним.
Кроме бесчисленных следов копыт лошадей в грязи и случайных отпечатков от ассирийских сапог, тихое место не показывало признаков жилья. Он остановился, услышав звук из одного из маленьких деревянных зданий, затем стихший. Это было фырканье беспокойной лошади. Они двинулись на звук и вошли в постройку. Кайланна следовала немного позади, ее маленькая рука была все еще в массивном кулаке киммерийца. Теперь было очевидно, что звук доносился из конюшни. Знакомый, острый запах исходил от куч соломы и корыто воды стояло у одной из стен конюшни. Четыре лошади — три из них полностью навьюченные — нервно переминались при приближении Конана и Кайланны.
Конан нахмурился, эти неожиданные блага пробуждали его подозрения. Что- то внезапно случилось, ведь ассири никогда не оставят свою лагерную стоянку неохраняемой. Он рассуждал, что отсутствие ассири могло бы означать опасность внезапного нападение на Кайланну; он сомневался, что другие разбойники одобрят убийство тюремщика и похищение столь драгоценного сокровища. Но раненные или спящие мужчины могли отдыхать в других зданиях, и киммериец чувствовал, что неблагоразумно будет задерживаться. Ничем не вооруженный, кроме его необычного оружия из цепей и наручников, у него была бы худшая позиция, если бы проклятые ассири возвратились. Было лучше убежать из этих укреплений прежде, чем источник удачи иссякнет.
— Мы едем на восток, — прошептал он.
Хотя ландшафт испытывал недостаток в любых ориентирах, которые он мог опознать, солнце стало все более и более видимым на горизонте. Его инстинкты должны были помочь установить направление. Животные переминались и отбрыкивались от них, но в искусстве верховой езды Конан был великолепен.
Кайланна следила за лошадьми насторожено, хотя она сидела в седле и держала узды как опытный наездник. Конан отметил, что каждая из лошадей, за которыми точно ухаживают, несла седельные сумки, веревку и бурдюки с водой. У ассири была похвальная склонность к готовности.
Не оборачиваясь, странная пара выскочила из ворот, которые Конан закрыл за ними. Он сэкономил время, чтобы рассмотреть эту богатую лугами местность, отмечая, что строения находилось в долине, окруженной крутыми, с редко растущими деревьями, холмами. Никакой путь не проходил через луга; лукавые ассири выбирали различные маршруты доступа, чтобы избежать выслеживания.
Издалека никакие случайные взгляды не нашли бы признака существования строений. Какому из городов — государств Шема эти воины служили? Конан считал, что он узнает достаточно скоро.
Поскольку их лошади скакали по восточному склону и преодолевали горный хребет, Конан смотрел вниз на плодородную, зеленую сельскую местность, которая простиралась во все стороны в пределах видимости. Он узнал этот пышный пейзаж виноградников. Более того, он знал отличительная марку Кироса, которая украшала массивные ворота окруженного стеной города, виднеющегося за растительностью в полулиге от вершины. Кирос! Из его виноградов родились самые прекрасные вина предлагаемые в Хайбории и самые дорогие. Королевская семья Кироса обладала огромным богатством и властью, которые произошли от плодородия этих долин. Так же, как короли нанимали вооруженных воинов, чтобы охранять их стены дворца или защитить их королевские казначейства, правитель Кироса нанял много ассирийских отрядов, чтобы охранять его империю виноградных лоз. Возможно Кирос, так же как Koф, старался предотвратить соглашение между Заморой и доминирующими городами — государствами восточного Шема.