Конан и мрачный серый бог

Мур Шон

— Твоё золото, — произнёс он нечленораздельно. — Но за эту цену, ты будешь этой ночью у меня, распутная девка.

— У тебя ничего не будет, кроме лезвия в твоих кишках, если ты тронешь ее снова, — проворчал Конан, поднимаясь со своего стула.

— Что?! И кто ты, мерзавец — отбросы, наемная пена, чтобы угрожать генералу армии Рейдна? Твой наглый язык вырыл тебе глубокую могилу! Со скоростью, которая не свойственной его опьянению, Ригмус захватил плечо Кайланы и приник к нему. Кайланна вырвалась от Ригмуса.

— Конан, нет! — вскрикнула она. — Не

делай… Проклятия вместо ответа Конана заглушили ее протест, и летящий кулак, разбивающий ухо Ригмуса с унылым треском. Генерал, заваливаясь на бок, ударился головой, его тело отбросило назад. Кровь прыснула из одной его ноздри.

Его глаза закатились вверх, пока не стали заметны только белки, и он осел на пол, содрогаясь. Кровавая пена мгновением пузырилась из его рта, пока он не затих неподвижно.

Комната отдыха затихла, мерцающие лампы осветили размышляющие потрясенные лица офицеров Рейдна.

— Он мертв, — бормотал сержант с лицом ястреба. — Собака убила генерала из-за шлюхи! — Злая собака! — завопил лысый, широкоплечий капитан, ослабляя ремень своей рукоятки.

— Свинья! Варвар! — вторили два смуглых лейтенанта, обнажившие оружие.

Они бросились к киммерийцу.

Конан вступил перед Кайланной, поднял стол над головой и швырнул его в этих двух лейтенантов, сбивая и их товарищей. Сердитые крики смешивались с приглушенным треском ломающихся костей. Эти двое мужчин не поднялись.

— Иштар! — воззвал лысый капитан, когда он прыгнул вперед и ударил, но его лезвие впустую раскололо воздух. Конан ожидал нападение и отпрыгнул в сторону, как раз когда он достал свой меч из ножен. Контратака киммерийца прошла издали снизу, сильной дугой, рассекая обе ноги капитана посередине бедра. Солдат упал к полу с мучительным стоном, его меч выскользнул из бессильных пальцев.

Внезапное начало насилия, казалось, парализовало на мгновение других офицеров, но они опомнились. Оружие было обнажено, и немногим позже Конана и Кайланна были окружены.

Киммериец смотрел с яростью, кровь капала с лезвия, перемещаемого из рук в руки. Он охватил комнату глазами, жгущими мрачным синим цветом, и никакой человек не мог выдержать тот внушающий страх пристальный взгляд. Но Конан знал, не смотря на это, что он обречен, он не может спасти себя и девочку. Эти шемитские офицеры могли быть трусами, но они были также ветеранами, которые сокрушат его одним только количеством. Он дразнил их с гортанным смехом, поскольку он не будет сжиматься как напуганная злая собака перед зияющей утробой смерти.

— Кто умрет следующим? — грохотал он.

Два десятка сердитых офицеров уставился на него, воины, жаждущие крови, лезвия, мерцающие в сверкающем свете масляных ламп. Но ни один не смел ударить, и боялся, изощряясь во всех выражениях… кроме Валега. Лицо жестокого косаланца не выражало ничего, кроме скотской ненависти. Он снял декоративную, но годную к употреблению булаву с ее места на стене и заревел как разъяренный бык, его руки, направили шар оружия с огромного размера шипами к голове Конана.

Киммериец отразил удар

плоскостью меча, который согнулся и быстро сломался. Сломанный кусок стали полетел в Конана и рассек плоть его черепа.

Булава задела его плечо, её шипы оставили красную борозду.

— Зубы Крома! — рявкнул Конан, поскольку он направил обломок стали, все, что оставалось от его меча, в сторону Валега.

Косаланец невозмутимо поднял булаву для смертельного удара. Конан рванулся вперед и сцепился с Валегом, укрываясь от убийственных шипов. Его рывок откинул большого человека назад, но не свалил его. Колено киммерийца хлопнуло в промежность Валега, вызвав отчаянный рев. Kосаланец вышел из себя и захватил Конана, падающего на него, их кулаки, мелькали, когда они упали на пол.

— Прикончи его! — кричали короткий капитан и большой сержант вместе, и полдюжины мужчин включились в борьбу с опрометчивой энергией, нанося удары и хлеща двух борющихся мужчинах.

Сержант с лицом ястреба сделал выпад. Его остриё неслось в сторону Конана, но скользнуло мимо, где проникло между ребрами Валега. Все же косаланец продолжал бороться, когда сержант выдернул своё лезвие, проклиная собственную неуклюжесть.

Конан ввел свой локоть в рану. Обнажённые ребра расколотыми концами, проникли в сердце Валега. Последнее дыхание косаланца хрипело из него, поскольку киммериец откатился в сторону и потянул массивный труп на себя, чтобы оградить от града ударов, наносимых офицерами. Он нащупывал упавший меч, но его пальцы сжались вместо этого вокруг булавы Валега.

Офицеры игнорировали Кайланну, медленно отступавшую к стене. Но все время она держала меч остриём вверх, ее ноги были расставлены в позиции опытного меченосца. Теперь она принялась действовать узким лезвием, мерцающим как стальной язык змеи. Голова офицера слетела с его плеч с темно- красным потоком, в то время как внутренности другого человека вылезли из его рассечённого живота. Двое других отступили в ужасе перед окровавленным оружием. Их лезвия опустились к полу.

Офицеры бросали взгляды смешанного страха и изумления в ее сторону, когда они отступили осторожно, затем приближаясь к схватке более медленными, более выверенными шагами. Шаг за шагом, они оттесняли Кайланну дальше от стены таверны. Ее меч кружил и крутил в великолепном танце стали, которая бросала вызов каждому противнику. Все же она не ранила их, и это явно воодушевило нападающих. Пот лился вниз с её лица и блестел на ее грудях, выступающих из ее влажной туники.

Конан исчез в массе крутящегося оружия, меча и блеске лезвий. Проклятия, завывания боли, столкновение металла, и мясистый звук лезвий, проникающих в плоть, заполнили воздух запутанным шумом скотобойни. Шемит за шемитом падали, превращенные в мягкую массу с пробитым черепом, порванным горлом, или сокрушенным туловищем. Некоторые отступили или отползали, получив менее страшные раны, но неспособные или несклонные сражаться. Ослепленные яростью, в беспорядке некоторые офицеры наносили удары своим товарищам, действуя против них.