Конан из Киммерии
Шрифт:
— Король! Это король!
Арпелло оторопел, но, тут же придя в себя, взвизгнул и бросился на Конана. С львиным ревом киммериец парировал удар, затем, отбросив меч, схватил принца за горло и за ноги и поднял над головой.
— Ступай в царство Тьмы со своими заговорами! — крикнул он и, как мешок с песком, швырнул предателя вниз. Оглашая площадь безумным криком, Арпелло закувыркался в воздухе.
Толпа шарахнулась от стены. Принц, упав с высоты ста пятидесяти футов, разбился в лепешку о мраморные плиты. Мертвый Арпелло в черных латах был похож на раздавленного майского жука.
Лучники на башне, охваченные паникой, отпрянули от зубцов и бросились по лестнице вниз, а там их встретили советники, которые выбежали с саблями из дворца. Напрасно рыцари и воины Пеллиа искали спасения на улицах — от мстительной толпы негде было укрыться. По городу разносились торжествующие крики и предсмертные вопли, тут и там еще можно было заметить меч, яростно крутящийся среди густого леса копий и секир, а сверху на побоище взирал полуголый король. Сложив руки на груди, он громко смеялся над всеми: над толпой, над изменниками… и над собой тоже.
5
Лук верный возьми, натяни тетиву
В лучах заходящего солнца,
И рухнет кофийский король на траву,
Пронзенный стрелою боссонца.
Послеполуденное солнце сияло над спокойными водами Тайбора, омывающего южные бастионы Шамара. Растерянные и усталые до предела защитники города знали, что лишь немногие из них увидят завтрашний рассвет. Равнина пестрела шатрами осаждающих. Народ Шамара не мог помешать многочисленному войску врага переправиться через реку — связанные вместе баржи послужили мостом, по которому прошла орда завоевателей. Страбонус не решился напасть на Аквилонию, оставив в тылу непокоренный Шамар. Он послал отряды воинов в глубь страны для грабежа, а сам установил осадные машины на равнине. На стрежне реки бросила якоря флотилия. Некоторые суда были потоплены городскими баллистами, но остальные держались, и за бортами, прикрытыми стальными щитами, укрывались лучники, сеявшие смерть среди защитников Шамара. Это были шемиты, о которых говорили, что они родились с луками в руках. Ни один лучник Шамара не мог с ними сравниться.
С берега катапульты забрасывали город валунами и бревнами, которые проламывали крыши и давили людей, как насекомых. В стены непрерывно били тараны, а землекопы вгрызались в землю, точно кроты, рыли глубокие подкопы под башнями. Рвы осушили и завалили землей, камнями и трупами людей и коней. У подножия крепостных стен копошились воины, закованные в броню: одни пытались выломать ворота, другие подкатывали осадные башни к стенам.
Надежда оставила город. Полторы тысячи жителей с трудом сдерживали натиск сорокатысячного войска. Из глубины королевства до Шамара, аванпоста Аквилонии, не доходило никаких известий. Конан умер — во всяком случае, об этом радостно кричали враги. Только благодаря мощным стенам и отчаянной храбрости осажденных город еще держался.
Но дело шло к развязке. Западная стена уже превратилась в груду обломков, на которых завязалась яростная рукопашная схватка; другие стены покрылись широкими трещинами и угрожали вот-вот рухнуть. Башни качались на пустотах, как пьяные.
Неприятель готовился к решающему приступу. Звучали трубы, на равнине строилась стальная армия, с грохотом катились осадные башни. Защитники Шамара видели трепещущие на ветру знамена Кофа и Офира, различали среди сверкающих рыцарей коренастого Страбонуса в черной броне и Амальруса, облаченного в расшитый золотом камзол. Между ними скакал человек, от одного вида которого бледнели самые отважные: тощий, похожий на хищную птицу колдун в длинной развевающейся мантии.
Алебардщики выступили первыми. Затем пришпорили коней всадники и выстроились копейщики. Защитники города глубоко вздохнули, препоручив души Митре, и крепче сжали в руках оружие.
Внезапно раздался сигнал трубы, и на равнину обрушился громоподобный топот копыт, заглушающий все остальные звуки. На севере вздымалась гряда холмов, словно огромная лестница в небо. С ее склонов, подобно лавине, неслась легкая кавалерия Страбонуса, посланная в глубь Аквилонии. Всадники нещадно хлестали и пришпоривали коней, преследуемые рыцарями в железных латах, над которыми развевалось большое знамя Аквилонии с изображением льва.
Дружный крик осажденных потряс небеса. Опьянев от радости, воины стучали окровавленными мечами по изрубленным щитам, а горожане — богатые и нищие, шлюхи в красных юбках и знатные дамы в шелках — упали на колени и запели благодарственный гимн Митре, и слезы счастья катились по их щекам.
Страбонус подъехал к Амальрусу, который спешно разворачивал армию навстречу неожиданной угрозе, и проворчал:
— Мы без труда с ними справимся, если у них нет резерва за холмами. Это всего лишь пуантенцы. Мы ведь так и предполагали, что Троцеро полезет в пекло.
Амальрус растерянно проговорил:
— Я вижу Троцеро и капитана Просперо… Но кто скачет между ними?
— О Иштар, помоги нам! — бледнея, пролепетал Страбонус. — Это король Конан!
— Вы с ума сошли! — вскричал Тзота. — Конан уже давно в брюхе Сатхи!
Натянув поводья, он повернулся к коннице, мчавшейся по равнине. Ошибки быть не могло: он узнал могучего воина в латах из вороненой стали, инкрустированных золотом. Король скакал на черном боевом коне под трепещущим полотнищем огромного штандарта. Тзота в ярости зарычал, брызжа слюной. Впервые в жизни Страбонус видел мага в таком замешательстве и гневе, и это напугало его.
— Колдовство! — вскрикнул Тзота, брызгая слюной на бороду. — Как он мог убежать, добраться до своего королевства в такой короткий срок да еще собрать войско? Ему помог Пелиас, будь он проклят! И будь проклят я, что не убил его раньше!
Услышав имя волшебника, которого уже десять лет считали мертвым, короли задрожали; их страх передался армии. Тзота заметил суеверный ужас в глазах воинов, и злоба превратила его лицо в демоническую маску.
— Вперед! — закричал он. — Мы сильнее! Раздавите этих псов! Сегодня вечером мы устроим пир на развалинах Шамара! О Сет! — Он вскинул тощие руки, призывая бога-змея, и напугал этим даже Страбонуса. — Даруй нам победу, и, клянусь, я принесу тебе в жертву пятьсот девственниц Шамара, истекающих кровью!
Тем временем армия противника наводнила равнину. Всадники, скакавшие вслед за рыцарями на маленьких быстрых конях, спешились и построились в боевые порядки. Это были стойкие боссонские лучники и гандерландские копейщики с рыжими кудрями, выбивавшимися из-под стальных шлемов.
Конан собрал свою разношерстную армию в считанные часы после возвращения в столицу. Он спас от кровожадной толпы пеллийских лучников и копейщиков и зачислил их, обязанных ему жизнью, в свою пехоту. Он призвал к оружию чернь Тарантии, он послал гонца к Троцеро с приказом вернуться. С большим отрядом — ядром будущей армии — Конан выступил на юг. Дворяне Тарантии вместе со своими дружинами и окрестные крестьяне пополнили его войско. Он набирал рекрутов во всех городах, встречавшихся на пути. Тем не менее его армия все еще значительно уступала орде захватчиков.