Конан из Киммерии
Шрифт:
— Да, государь! — всхлипнул оруженосец. — Мчатся обратно к реке, шпоря коней! Они сломлены, они как пена, несомая ураганом… Государь, Паллантид пытается остановить их, но его сминают… затаптывают! Они бросаются в воду; рыцари, копейщики, лучники — всех уравняло и перемешало безумное бегство… Немедийцы висят на плечах и косят их, косят…
— Пусть же дадут отпор, выйдя на этот берег! — зарычал король. Кое-как он сумел приподняться на локтях: от страшного усилия пот ручьями потек у него по вискам.
— Нет, государь, они уже не могут! — плакал оруженосец. — Они сломлены… Это разгром! О Боги, Боги, и зачем я дожил до этого дня! — Но тут он вспомнил о своем долге и окликнул воинов, что непоколебимо стояли охраной вокруг шатра короля, наблюдая за битвой, которую вели их товарищи: — Живо приведите коня и помогите мне усадить в седло государя! Мы не должны здесь задерживаться!
Но прежде чем воины успели выполнить его приказание, волна бегущих накатила на лагерь. Рыцари, лучники и копейщики опрокидывали палатки, спотыкались о короба и веревки — а между ними, рубя направо и налево, неслись конные немедийцы. Падали смятые шатры, сразу в сотне мест вспыхнул огонь, и, конечно, без промедления начался грабеж. Суровые воины, сторожившие королевский шатер, отчаянно отбиваясь, умерли под градом ударов там же, где и стояли, и копыта коней победителей промчались по их изуродованным телам.
Но оруженосец плотно задернул дверную занавеску, и в безумии всеобщей резни никому не пришло в голову, что внутри еще есть кто-то живой. Вверх по долине унеслась кровавая клокочущая волна, и выглянувший наружу оруженосец заметил небольшую группу людей, целеустремленно двигавшуюся прямо к шатру.
— Государь! — прошептал юноша. — Сюда идет сам король немедийский с четырьмя спутниками и оруженосцем! Он хочет сам принять твою сдачу, мой государь.
— К демону сдачу! — заскрипел зубами король.
С величайшим трудом он заставил себя сесть. Спустил ноги с ложа — и встал, качаясь как пьяный. Оруженосец кинулся на помощь, но Конан отпихнул его прочь.
— Дай лук! — прохрипел он, указывая на длинный лук и колчан со стрелами, висевшие на столбе.
— Но, государь… — в величайшем смятении осмелился возразить оруженосец. — Ведь битва проиграна! Тебе надлежит сдаться с достоинством, приличествующим человеку королевских кровей…
— Я не королевских кровей! — зарычал Конан. — Я варвар и сын кузнеца!
Выхватив у юноши лук и стрелу, он кое-как доплелся до выхода из шатра. Он был почти обнажен, если не считать коротких кожаных штанов и рубахи без рукавов, распахнутой на широченной волосатой груди. Но из-под спутанной гривы черных волос страшным огнем горели синие глаза. Таким грозным мужеством веяло от короля, что оруженосец попятился: благоговея перед своим господином, он боялся его больше, нежели всего немедийского войска.
Шатаясь и широко расставляя ноги, чтобы не упасть, Конан рванул дверную занавеску и вышел наружу, под тент. Король Немедии и его спутники, как раз сошедшие с коней, замерли на месте, с изумлением взирая на неожиданно представшее перед ними видение.
— Я здесь, шакалы! — услышали они рык киммерийца. — Я — король! Попробуйте-ка взять меня, сукины дети!
И прежде чем они успели опомниться, он натянул лук и спустил тетиву. Оперенное древко затрепетало в груди рыцаря, стоявшего подле Тараска.
— Проклятие этой трясущейся руке! — выругался Конан. — Ну? Берите меня, если посмеете!
Покачнувшись на непослушных ногах, он привалился спиной к столбу и обеими руками поднял перед собой меч.
— Клянусь Митрой, это действительно король! — вырвалось у Тараска. Быстро оглядевшись вокруг, он рассмеялся: — Тот, другой, был просто одет в его доспехи! Живо вперед, псы! Принесите мне его голову!
Трое воинов — судя по их эмблемам, королевские стражники — ринулись на Конана. Один из них походя взмахнул булавой, замертво уложив беднягу оруженосца. Двоим другим повезло меньше. Первый, подскочивший к аквилонскому королю, едва успел занести меч: Конан встретил его страшным ударом наотмашь. Его клинок разрубил звенья кольчуги, как полотно, и отсек руку немедийца вместе с плечом. Тело рухнуло вперед, угодив под ноги товарищу. Тот споткнулся… выпрямиться ему уже было не суждено: меч Конана пронзил его насквозь.
Запаленно дыша, Конан высвободил клинок. Его сотрясала дрожь, широкая грудь тяжело вздымалась, по лицу и по шее ручьями тек пот. Но свирепые глаза вдохновенно горели:
— Иди сюда, бельверусская гнида! Мне до тебя не дотянуться! Подойди и умри!
Тараск замешкался, поглядывая то на уцелевшего воина, то на своего оруженосца — худого и мрачного человека в черной кольчуге. Потом все-таки шагнул вперед. Он намного уступал гиганту киммерийцу силой и статью, но на нем был полный доспех, а искусство Тараска как фехтовальщика было известно во всех западных королевствах.
Оруженосец удержал его за руку:
— Не рискуй жизнью понапрасну, мой повелитель. Я позову лучников, и они расстреляют этого варвара, точно дикого льва.
И никто из них не заметил колесницу, которая подъехала во время схватки и остановилась чуть позади. Один Конан видел ее, и странный холодок пробежал у него по спине. Даже в вороных конях, что были впряжены в колесницу, смутно угадывалось нечто нездешнее. Но не кони приковали взгляд короля, а человек, стоявший на колеснице.
Это был высокий, превосходно сложенный муж, облаченный в длинное, ничем не украшенное шелковое одеяние. Складки шемитского головного убора скрывали черты лица — видны были лишь темные магнетические глаза. В белых руках угадывалась немалая сила: они твердо держали вожжи, смиряя вздыбливавшихся коней. Чем дольше глядел Конан на незнакомца, тем более внятно предупреждал его первобытный инстинкт. Он явственно ощущал недобрую мощь, исходившую от человека на колеснице. Так высокая трава, волнующаяся в безветренный день, говорит о приближении опасной змеи.
— Привет тебе, Ксальтотун! — обернувшись, воскликнул Тараск. — Смотри, вот аквилонский король! Оказывается, он не погиб под обвалом, как мы полагали.
— Знаю, — ответил Ксальтотун. И, не позаботившись объяснить, откуда он это знает, спросил: — И что ты намерен с ним делать?
— Позову лучников, и пусть расстреляют, — сказал немедиец. — Покуда он жив — он слишком опасен!
— И все-таки даже пес бывает полезен, — проговорил Ксальтотун. — Возьмите его живым.
Конан хрипло рассмеялся.