Конан "Классическая сага"
Шрифт:
— Ты не учла четвертую возможность: бежать со мной, — проворчал Конан.
Рудабе покачала головой:
— Мы уже об этом говорили. Я бы, наверное, предпочла быть убитой Зацем, чем вести такую жизнь, как ты обрисовал. Но ты, наверное, разделишь мою участь: если Феридун узнает, что ты обесчестил девушку, служащую в храме, тебе несдобровать.
— Развратники! — фыркнул Конан. — Все они развратники. Ваши жрецы, как и прочие правители, не желают подчиняться тем законам, которые они предписывают другим.
— Когда правил предшественник Феридуна, ненасытный сластолюбец, никто и не думал о законах, но Феридун настолько нравственно чист, что его оскорбляет, когда другие позволяют себе наслаждаться жизнью. Да, насчет Харпагуса, — ты уже решил, как поступить?
Девушка имела в виду, решил ли Конан стать её скромным, не жаждущим приключений мужем. Конан сжал кулаки и заскрежетал зубами от противоположных чувств, терзающих его. И вдруг ему пришло в голову, что есть ещё одно решение, которое спасло бы их от роковой развязки.
— Ты слышала что-нибудь о Порошке Забвения? — спросил он у девушки.
— Нет. А что это такое?
— Это волшебное средство, меня снабдила им одна знакомая колдунья. Брось щепотку в лицо врага, сказала она, и враг позабудет все о тебе, как если бы никогда тебя не знал. Если ты зайдешь ко мне, я… — Конан умолк, так как Рудабе протестующе взглянула на него. — Да, да, понимаю. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Подожди меня здесь.
Вскоре Конан вернулся с волшебным порошком, который дала ему Нисса. Передавая его Рудабе, Конан вздохнул:
— Я и вправду люблю тебя, девочка. Я покажу тебе такую любовь, какая местным чурбанам и во сне не снилась!
— А когда ты умчишься от меня навстречу новой любви и новым безумным приключениям, оставив с младенцем на руках, — что тогда я буду делать?
Конан возмущенно фыркнул:
— Вам, госпожа, следует вести диспуты с философами во внутреннем дворике храма! Уверен, вы бы посрамили их.
— У тебя ум острее, чем ты полагаешь, но не хватает навыка.
— Я умею рубить мечом, стрелять из лука и скакать на боевом коне, искусству словопрений меня не обучали.
— Это дело поправимое. Дариус, младший жрец, ведет занятия с детьми, он мог бы и тебя научить.
— Клянусь Кромом! — рявкнул Конан. — Ты, девчонка, пытаешься взять надо мной верх? Как бы не так!
Когда им надоело спорить, Конан проводил Рудабе до храмовых дверей. Убедившись, что ночные улицы пустынны, Конан схватил девушку, прижал к себе и покрыл её лицо горячими поцелуями.
— Поедем со мной! — бормотал он голосом, охрипшим от страсти.
Высвободившись из объятий, Рудабе мягко сказала:
— Я допускаю, Ниал, что смогла бы любить тебя, — но только в том случае, если ты позволил бы мне «взять над тобою верх». Это значит отказаться от странствий и обосноваться в Йезуде в качестве примерного мужа и хозяина дома.
— С другой женщиной о таком и помыслить было бы смешно, — проворчал Конан. — Но что касается тебя — я подумаю.
На следующее утро Конан отпустил Лара из кузницы и принялся за новое изделие, которое ему не хотелось показывать подмастерью. К полудню футовый крюк, загибающийся внизу тремя концами, был готов. Он как раз привязывал его к купленной в деревне веревке, продев её в ушко на верхнем конце, когда взволнованный голос позвал его:
— Ниал!
В дверях кузницы стояла девушка. Конан узнал Рудабе, несмотря на то что она была в накидке с капюшоном. Конан отложил работу и вышел наружу.
— Заходи, — сказал он. — Нам нельзя говорить тут, где каждый нас может увидеть. И не опасайся за свою проклятую девственность.
Оба вошли в кузницу, Конан плотно прикрыл дверь.
— Что случилось?
— В храме такой переполох, что, думаю, меня не скоро хватятся.
— Вот как, а что случилось?
— Твой порошок подействовал — да ещё как! Харпагус заглянул сегодня ко мне в спальню и вновь принялся угрожать мне, не скупясь на льстивые уговоры. Едва он коснулся меня своими похотливыми руками, я открыла коробочку и вытряхнула на него весь порошок.
— Одной щепотки было бы достаточно.
Девушка пожала плечами:
— Не сомневаюсь, но я так волновалась, что не могла отмерять с точностью. Харпагус расчихался, раскашлялся, стал утирать слёзы. Придя в себя, он уставился на меня невинными, как у ребенка, глазами! Спросил, кто я такая и где он находится. Вот пустая коробочка.
— Кром! Похоже, порошок начисто отшиб ему память! А что было дальше?
— Я вытолкала его из комнаты, и он ушел, бормоча что-то невнятное. Потом мне сказали, что жрецы нашли его в таком состоянии и отвели к Верховному Жрецу, который при помощи магии пытался восстановить память викария, но безуспешно! Я так тебе благодарна, Ниал…
— Ладно. Я попросил бы тебя об одной ответной услуге… О нет, совсем не то, что ты думаешь, — поспешил он её заверить, заметив, что Рудабе отпрянула в сторону. — Хотя, надеюсь, и до этого со временем дело дойдет. А сейчас я должен узнать, где прячут пленную туранку.
— Я не вправе открывать храмовые секреты, — начала было возражать Рудабе, но Конан перебил её:
— Чепуха! Разве ты не знаешь, что священники используют других людей для своих целей? Та госпожа — пешка в игре Феридуна, который добивается неограниченной власти, и я должен знать, где они её держат. Кстати, я ведь не чужой, я тоже работаю для храма, как и ты. Так ты скажешь мне, девочка?
— Хорошо. Ты представляешь, где расположен второй этаж северной части храма?
— Да, издали видны окна второго этажа, если идти вокруг храма.
— Та госпожа живет в помещении на втором этаже меж самым северным из западных крыльев и ближайшим к нему.
Конан сел на корточки и начертил пальцем несколько линий на пыльном полу.
— Верно. Стена тянется от одного крыла к другому, образуя внизу замкнутый треугольник.
— А что за стеной? Наверное, цветник?
— Нет, там Феридун держит гирканийского тигра, по кличке Кирмизи. Вот почему, когда Феридун хочет изолировать гостя, он помещает его именно в те покои.