Конан Великий
Шрифт:
Да, жизнь в таком месте для веселой, любящей яркие краски, праздники и зрелища Ясмелы была бы сама по себе пыткой. Накануне, ночуя на постоялом дворе в деревушке в соседней долине, Конан попытался поговорить с одним из завсегдатаев трактира о замке Тарнхолд. Тот как-то сразу замялся, а когда было произнесено имя бывшей правительницы, и вовсе оборвал разговор, причем довольно грубо. Конан, получив подтверждение терзающим его подозрениям о том, что в этой истории не все чисто, не стал настаивать на дальнейших расспросах, чтобы не спровоцировать скандал и распространение слухов о появившемся в окрестностях замка слишком любопытном чужеземце.
Спрятавшись в прибрежных зарослях, Конан присмотрелся к замку. Стражники, вяло ходившие взад-вперед по стене с алебардами
Но в планы Конана никак не входило бесцельно дожидаться ночи. А кроме того, ночь была не лучшим временем для лазутчика, впервые оказавшегося в незнакомом месте. Киммериец решил при свете дня разведать подступы к замку, разобраться хотя бы в общих чертах с его планом и, если потребуется, переждать до темноты в укромном месте или вернуться с вечерними сумерками. Конан отвел своих лошадей в сторону от тропы и привязал их на небольшой поляне, убедившись, что густые заросли надежно прикрывают животных от непрошеных соглядатаев. Оставив довольно длинную привязь, чтобы оба коня могли попастись в высокой густой траве, он хорошенько переседлал обоих, подтянув подпруги и поправив упряжь, чтобы обеспечить безопасную скачку при вполне возможном поспешном отступлении. Затем, сняв с себя большую часть одежды, киммериец вновь скользнул к озеру, где прежде всего хорошенько вымылся под прикрытием нависших над водой ветвей ивы, используя вместо мыла прибрежный ил. Таким образом он избавился от запаха давно не мытого тела, который, охраняя киммерийца от лишнего внимания в пути, мог запросто выдать и погубить его в помещении. Затем, оставив на себе лишь тонкие нижние шаровары из шелка, с которого вода стекала быстро и беззвучно, и обвязавшись кожаным кушаком с висящим на нем кинжалом в ножнах, Конан еще раз осмотрелся и поплыл в сторону замка.
Даже зная, что его черные волосы и загорелая кожа не будут слишком выделяться в темной воде, он все же предпочел плыть под водой, лишь изредка показываясь на поверхности без единого всплеска, чтобы глотнуть воздуха. Вскоре черная стена замаячила перед ним, а затем руки киммерийца наткнулись на массивный каменный блок стены замка.
Вынырнув в практически не просматриваемой часовыми зоне, Конан внимательно изучил поверхность стены. Чтобы добраться до нижней бойницы, пришлось бы изрядно попотеть, ободрав колени и локти. Чуть в стороне — там, где древняя кладка переходила просто в старую, — взбираться было бы легче, но здесь пришлось бы лезть по глухой стене без бойниц, до самых зубцов на ее верхней грани.
Поразмыслив, Конан решил обследовать подводную часть стены. Нырнув, он обнаружил, что его предположения подтвердились: судя по состоянию кладки, сравнительно недавно — быть может, каких-то два-три века назад — уровень воды в озере резко повысился. Скорее всего, была перегорожена плотиной вытекавшая из озера речушка, или же на дне после незначительных подземных толчков, весьма обычных в этих горах, открылись новые ключи, подающие воду в эту межгорную котловину.
Неглубоко под поверхностью воды Конан заметил шедшую вдоль стены изящную галерею. Несколько раз нырнув и проплыв вдоль галереи под нависавшую над озером башню, киммериец обнаружил то, что было ему нужно, — уходящий к центру замка коридор, затопленный водой.
Полежав на воде, глубоко вдыхая и выдыхая воздух, словно накачивая себя кислородом, как это делали его приятели — ловцы жемчуга на море Вилайет, Конан сделал последний вдох и нырнул. Перед его глазами промелькнули белые меловые полосы — следы сезонных и многолетних колебаний уровня воды в озере, свод галереи, терраса под ним, — и, наконец, Конан скользнул в мрачный, полузаросший водорослями коридор. Не останавливаясь, чтобы убрать их с дороги, Конан мощными гребками продвигался вперед вдоль изогнутого потолка коридора; неожиданно его руки наткнулись на какое-то препятствие. В полумраке туннеля Конан наполовину разглядел, а частично на ощупь определил, что перед ним решетка — восемь-десять металлических, сильно изъеденных ржавчиной прутьев, расходящихся веером из одной точки пола коридора к его своду.
Прутья решетки были расположены довольно широко, и стоило лишь немного изогнуть один из них, чтобы в образовавшуюся прореху мог пролезть человек даже таких внушительных габаритов, как Конан. Киммериец уперся ногами в стену коридора, обхватил ладонями один из прутьев и уперся в него плечом. Словно вставая с большим грузом, Конан напряг ноги, одновременно толкая вперед руки. Решетка подалась, прут стал изгибаться, но когда он ослабил усилие, намереваясь примериться к образовавшемуся отверстию, то с ужасом обнаружил, что изгибаемый им прут продолжает свое движение. Зашевелились и другие прутья решетки. То, что Конан принял за металл, оказалось живой плотью — щупальцами какого-то подводного чудовища. Погруженная в спячку паукообразная тварь, покрытая крепкой, как камень, чешуей, очнулась и поспешила воспользоваться самоубийственной неосторожностью столь крупной и редкой добычи. Два светящихся круглых глаза, не выражающих никаких эмоций или чувств, кроме голода, уставились на человека из центра клубка щупалец. Четыре оканчивающиеся крючьями короткие лапы шевелились у приоткрытой пасти, готовые намертво вцепиться в добычу и медленно подтаскивать ее к усеянным мелкими зубами челюстям.
Конан передернулся от ужаса и омерзения и попытался проскользнуть между длинными щупальцами. Но, проникнув за то, что было принято им за решетку, он оказался в западне: второй ряд похожих на ржавое железо конечностей паука преградил ему путь. Одно из щупалец, подкравшись сзади, незаметно обхватило стопу киммерийца. Пытаясь освободиться, он не заметил, как еще два обвились вокруг его тела. Конан, дотянувшись до кинжала и вытащив его из-под придавившего ножны щупальца, изо всех сил ткнул клинком в чешуйчатую шкуру. Бесполезно. Лишь кончик кинжала смог проникнуть между крепкими, как камень, пластинами, причинив подводному пауку боль, сравнимую с комариным укусом для человека. Словно в раздражении, чудовище лишь крепче сжало кольцо уколотого щупальца.
В мозгу Конана пронеслась страшная мысль: чудовищному пауку вовсе не обязательно было разрывать добычу на куски, чтобы умертвить ее, или жрать ее живьем. Стоит продержать человека в объятиях щупалец еще считанные мгновения — и все будет кончено. Конан уже чувствовал, как горят его легкие, как сводит судорогой горло, как быстро уходят силы и появляются первые круги перед глазами. Лишь несгибаемая воля и подсознательная готовность бороться за свою жизнь, пока не остановится сердце, заставляли киммерийца продолжать попытки вырваться.
Отчаянными усилиями человеку удалось вытащить паука из его логова и даже протащить чудовище за собой на пару ярдов вперед. Здесь Конан почувствовал, что потолок над его головой уходит вверх. Нашарив грань свода коридора, он по самую рукоятку сунул кинжал между двумя камнями источенной водой кладки, из последних сил уперся в стену и, действуя рукояткой как коротким рычагом, попытался вывернуться из губительных объятий…
Ничто, казалось, не было способно заставить чудовище ослабить хватку. Но в этот момент произошло то, чего Конан никак не ожидал и к чему не был готов. Под воздействием мощных усилий, почти судорог тела киммерийца один из камней свода, там, где был вставлен кинжал, вывалился из кладки и, рухнув вниз, на чудовище, потащил паука, а вслед за ним — и человека на дно. Следом за первым со свода обрушился целый град бесшумно и медленно падающих на пол коридора каменных блоков свода. Последнее, что успел заметить Конан, — это опускающийся прямо на него прямоугольник пористого камня и мечущиеся во взбаламученной воде обрывки водорослей. Затем, вместе с вереницей серебристых пузырьков воздуха, силы и сама жизнь покинули его тело.