Концепции современного востоковедения
Шрифт:
На материале морфологии языков Африки ведется поиск общих значений грамматических показателей или даже субморфемных сегментов в согласии с теорией Р. Якобсона 79 . Теория вторичной репрезентации (действия, представленного как предмет, и т. п.) разрабатывается на материале тюркской морфологии 80 .
Проблемам лингвистической теории и типологии посвящен ряд тематических сборников Отдела языков академического Института востоковедения в Москве (одно время назывался Институтом народов Азии АН СССР). Внимание ученых привлекают языковые универсалии – обобщения внутрисистемных корреляций в языке (такие, например, как «средняя протяженность морфем в языке тем больше, чем меньше в нем инвентарь фонологических единиц»). Ряд универсалий предложен отечественными востоковедами 81 . Сходное направление – поиск доминант, или детерминант, определяющих многие, если не все свойства языковых систем 82 .
79
Поздняков К. И. Сравнительная грамматика атлантических языков. Именные классы и фоно-морфология. М., 1993; Желтов А. Ю. Языки нигер-конго: структурно-динамическая типология. СПб., 2008.
80
Гузев В. Г. Очерки по теории тюркского словоизменения. Имя. Л., 1987; То же. Глагол. Л., 1990.
81
Морфема и проблемы типологии / Отв. ред. И. Ф. Вардуль. М., 1981; Восточное языкознание: Грамматическое и актуальное членение предложения / Отв. ред. В. М. Солнцев. М., 1984; Языковые универсалии и лингвистическая типология / Отв. ред. И. Ф. Вардуль. М., 1969 (в конце книги приведен перечень универсалий). См. также статью об универсалиях в ЛЭС.
82
Мельников Г. П. Системная типология языков. М., 2001. Для одного языка может предлагаться несколько независимых доминант, см. Алиева Н. Ф. Типологические аспекты индонезийской грамматики. Аналитизм и синтетизм. Посессивность. М., 1998.
В области синтаксиса разрабатывалась в особенности на материале кавказских языков типология номинативного, эргативного и активного строя. Для эргативных языков предлагаются семантические (ролевые) обозначения: Агентив – для субъекта действия переходного глагола и Фактитив – для объекта действия переходного глагола и формально объединенного с ним субъекта действия и состояния непереходного глагола. Этим эргативные языки отличаются от языков номинативных (иначе – аккузативных), где формально объединены Агенс (субъект действия переходного глагола) и субъект действия непереходного глагола (этот субъект терминологически обозначается по-разному) в отличие от Пациенса – объекта действия 83 . На материале арабского языка исследовались формально-смысловые отношения между исходными и производными глагольными конструкциями 84 . Особая типологическая школа представлена исследованиями полипредикативных конструкций (сложных и сходных с ними предложений) в тюркских, палеоазиатских и других языках Сибири 85 .
83
Климов Г. А. Очерк общей теории эргативности. М., 1973; Он же. Типология языков активного строя. М., 1977; Кибрик А. Е. Константы и переменные языка. М., 2003.
84
Храковский В. С. Очерки по общему и арабскому синтаксису. М., 1973.
85
Черемисина М. И., Колосова Т. А. Очерки по теории сложного предложения. Новосибирск, 1987.
А. А. Драгунов предложил новую классификацию частей речи в китайском языке по признакам синтаксической сочетаемости, которые играют для изолирующих языков первостепенную роль ввиду отсутствия словоизменения. Глагол и прилагательное объединяются в китайском языке в класс (иначе – категорию) предикатива, в отличие от европейских, тюркских и других языков, где прилагательное близко к существительному. Термин предикатив в этом понимании в дальнейшем стал использоваться в некоторых описаниях языков Юго-Восточной Азии 86 . Кроме того, по сочетаемости для языков Дальнего Востока существенна более дробная, чем в европейских языках, классификация лексики. Для них характерно также совмещение знаменательных и служебных значений и синтаксических функций 87 . В отличие от этого в филиппинских языках со сложной аффиксацией отмечается относительно слабое формальное разграничение частей речи 88 .
86
Алиева Н. Ф., Аракин В. Д., Оглоблин А. К., Сирк Ю. Х. Грамматика индонезийского языка. М., 1972.
87
Панфилов В. С. Грамматический строй вьетнамского языка. СПб., 1993; Еловков Д. И. Структура кхмерского языка. СПб., 2006.
88
Шкарбан Л. И. Грамматический строй тагальского языка. М., 1995.
Х. М. Зарбалиев исследовал типологию числительных по признакам применяемой системы счисления (децимальная, вигезимальная и др.), применения правил арифметики в названиях чисел, количества используемых разрядов и т. д. 89
А. А. Холодович (1906–1977), по специальности японист и кореист, в 1961 г. основал нынешнюю Лабораторию типологического изучения языков (ЛТИЯ) Института лингвистических исследований РАН (в то время – Ленинградского отделения Института языкознания АН СССР), поставив перед ней задачу сопоставительно-типологического исследования категорий глагола, связанных с синтаксисом 90 . Одним из принципов такого исследования является четкое различение семантических (смысловых, ролевых) и синтаксических (членов предложения) единиц. Соответствие между теми и другими, именуемое диатезой, вошло в широкий обиход отечественной лингвистики. Структура предложения признается вербоцентрической, с направлением синтаксической зависимости от глагола-сказуемого к актантам, т. е. не только к дополнениям, но и к подлежащему, в согласии с общеграмматической концепцией Л. Теньера. В исследовательской работе используются исчисляющие классификации логически возможных способов выражения данной категории и типологические анкеты.
89
Зарбалиев Х. М. Типология числительных и числовых конструкций. Баку, 1997.
90
Холодович А. А. Проблемы грамматической теории / Отв. ред. В. С. Храковский. Л., 1979; Международная конференция, посвященная 50-летию Петербургской типологической школы. Материалы и тезисы докладов / Редкол. С. Ю. Дмитренко и др. СПб., 2011 (и указанные там работы).
Коллектив ЛТИЯ, ядро Ленинградской/Петербургской типологической школы, под руководством сначала А. А. Холодовича, а с 1970-х гг. – В. С. Храковского (арабиста по полученному образованию) выполнил при участии российских и иностранных специалистов ряд исследований по сопоставлению каузативных, пассивных, возвратных, взаимных конструкций, конструкций с предикатным актантом (модальные, фазовые и др.), императивных, итеративных, условных, уступительных, таксисных. Каждая из соответствующих коллективных монографий включает теоретическую часть и описания исследуемой категории на материале порядка пятнадцати—двадцати языков. Эти описания построены по единому плану, что облегчает межъязыковое сопоставление.
В результате сопоставления на основании избранных различительных признаков выделяются типологические классы языков. Например, при изучении повелительных предложений оказывается, что языки различаются по признакам спряжения: глагол спрягается по лицам и числам только в императиве (монгольский, японский и др.), либо также в других наклонениях (армянский, немецкий и др.) Есть языки, в которых очень употребительны повелительные предложения пассивной конструкции (тагальский, яванский) 91 . В выражении категории таксиса (одновременности и следования действий) выделяются языки, в которых главным способом выражения этой категории служит сложноподчиненное предложение, и языки, где таксис выражается в структуре осложненного предложения (с помощью деепричастий и т. п.) 92 . Коллективная монография может включать также раздел, содержащий альтернативные теоретические подходы и обобщения. Самая большая такая монография, посвященная реципрокальным (взаимным) конструкциям на материале более сорока языков, издана по-английски В. П. Недялковым (1928–2009), исследователем немецкого, чукотского, нивхского, грузинского и других языков 93 .
91
Типология императивных конструкций / Отв. ред. В. С. Храковский. СПб., 1992. (Есть и другие различия языков в морфологии, синтаксисе и семантике императива.)
92
Типология таксисных конструкций / Отв. ред. В. С. Храковский. М., 2009.
93
Nedjalkov V. P., with assist. E. S. Geniusene, Z. Guench'eva (eds). Reciprocal constructions. Vol. I–V. Amsterdam etc.: John Benjamins, 2007.
Типологические обобщения используются в современных работах по истории языков, в описаниях их ранних зафиксированных на письме состояний, в реконструкциях праязыков различных уровней по компаративным данным 94 .
Приведенный краткий, далеко не полный обзор показывает, что российские лингвисты-востоковеды не только развивают концепции, известные по фактам русского и других европейских языков, но и вводят определенные концептуальные новации, обобщающие их собственные результаты 95 .
94
Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Указ. соч.; Яхонтов С. Е. Общие тенденции развития синитических языков // Страны и народы Востока. Вып. XI. М., 1971; Зограф Г. А. Морфологический строй новых индоарийских языков. М., 1976; Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Задачи и перспективы / Редкол.: Н. З. Гаджиева и др. М., 1982; Кепинг К. Б. Тангутский язык. Морфология. М., 1985; Янсон Р. А. Вопросы фонологии древнебирманского языка. М., 1990; Гохман В. И. Историческая фонетика тайских языков. М., 1992; Сирк Ю. Х. Австронезийские языки: Введение в сравнительно-историческое изучение / Отв. ред. Ю. А. Ландер. М., 2008; Оглоблин А. К. Очерк диахронической типологии малайско-яванских языков. 2-е изд. М., 2009; Крылов Ю. Ю. Фонология и морфонология монского языка. СПб., 2009 (глава 1 посвящена диахронии).
95
Автор настоящей публикации благодарит А. Ю. Желтова за полезные замечания.
Востоковедение и лингвистика
Понятие «востоковедная лингвистика» давно утвердилось в языковедческой литературе. Чаще всего оно трактуется достаточно прямолинейно – как изучение языков Востока, т. е. прежде всего Азии и Африки. В то же время неоднократно отмечалось, что названная сфера языкознания очень важна для общей теории языка, так как при исследовании языков Азии и Африки возникают теоретические проблемы, не высвечивающиеся в той же мере при анализе более традиционного языкового материала. Неслучайно многие крупные востоковеды-лингвисты были одновременно столь же крупными специалистами в области общего языкознания (Е. Д. Поливанов, Н. Ф. Яковлев, А. А. Холодович и др.). Л. В. Щерба, не будучи востоковедом, признавал чрезвычайно большую роль «экзотических» языков для разработки общей теории, например, слова 96 .
96
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974. С. 44, прим. 4.
Со своей стороны, востоковеды всегда уделяли большое внимание языкам – как «восточным», так и «западным». Определения «восточные» и «западные» заключены здесь в кавычки, поскольку имеются в виду не географические, а историко-культурные характеристики 97 ; далее для простоты мы будем использовать соответствующие определения без кавычек. Роль западных и восточных языков в научной деятельности востоковеда существенно различна. Западные языки для востоковеда – это орудия, которые дают возможность пользоваться трудами по проблемам востоковедения, принадлежащими западным авторам. Восточные языки играют ту же роль только в применении к трудам восточных авторов: например, китаист-историк, безусловно, должен использовать в своей работе труды по истории, написанные на китайском языке. Наряду с этим тексты на восточных языках дают в распоряжение востоковедов ничем не заменимый материал для проникновения в культуру соответствующих стран, этносов, и прежде всего в духовную культуру. Это не только материал для научных исследований, но и средство вживания в восточный духовный мир, без чего не может быть настоящего востоковеда. В словаре и грамматике каждого языка закодирована специфическая картина мира соответствующего этнокультурного сообщества; иначе говоря, анализ словаря и грамматики, помимо моделирования основного орудия коммуникации – языка, дает исследователю доступ к пониманию типа ментальности сообщества, говорящего на данном языке.
97
Семантика и грамматика восточного текста: квантитативные характеристики / Под ред. В. Б. Касевича. СПб., 2011; Введение в востоковедение: Общий курс / Под ред. Е. И. Зеленева, В. Б. Касевича. СПб., 2011.
Чтобы поддерживать абсолютно необходимую традицию систематического обращения к языку, к текстам, востоковедение должно располагать специалистами по данным языкам – лингвистами, которые создают грамматики и словари восточных языков. Здесь возникает вопрос: есть ли основания говорить о специфике востоковедной лингвистики? Или же профессиональному лингвисту все равно, что описывать – грамматику французского языка или языка суахили?
Обратимся к истории вопроса. Очевидно, что для создания грамматик и словарей любого языка лингвист должен ориентироваться на категории общего языкознания; невозможно представить себе грамматическое и/или лексикографическое описание какого бы то ни было языка, которое было бы абсолютно идиосинкратичным, не соотносящимся с описаниями других языков. Нельзя в то же время не осознавать, что общее языкознание, сложившееся к нашему времени, есть продукт исторического развития. Истоки же его следует искать в разработке теории классических языков – латинского и древнегреческого, в дальнейшем и послужившими основными моделями, ориентирами для лингвистов, имеющих дело с восточными языками. Позднее роль латинского и древнегреческого приобрели также языки колониальных держав (английский, французский, немецкий, испанский, португальский). Эти языки были родными для христианских миссионеров, которые и выступали чаще всего авторами первых грамматик и словарей для языков Азии и Африки, что закрепилось даже в специальном термине подобных трудов – «миссионерские грамматики». Можно сказать, что в разработке миссионерских грамматик роль общего языкознания фактически играли модели описания привилегированных языков (латинского и др.).