Концепции современного востоковедения
Шрифт:
2.1. С точки зрения морфологической типологии абсолютное большинство восточных языков является агглютинативными или изолирующими. Изолирующие, похоже, не используются за пределами восточных языков. Агглютинативные, в отличие от этого, достаточно широко представлены и среди западных. Как мы уже видели на примере сингармонизма, который, заметим, самым тесным образом связан с агглютинацией, агглютинативные языки образуют своего рода область логического пересечения между западными и восточными языками. Стоит заметить, что граница между изоляцией и агглютинацией может проходить внутри языка; так, в бирманском языке грамматика имени носит последовательно изолирующий характер, а грамматики глагола – преимущественно агглютинативный.
Там,
По-видимому, наименее специфична морфология индоарийских, дравидийских и иранских языков. Они носят по преимуществу аналитический характер, приближаясь в этом отношении к таким западным языкам, как английский. Аналитизм (в этом значении термина) предполагает широкое употребление служебных слов (аналитических показателей) наряду с агглютинативными показателями, глагольными и иными, плюс пережиточная флексия (обычно достаточно частотная).
2.2. Для всех восточных языков, изолирующих и агглютинативных, слово обнаруживает достаточно неопределенную структуру, его отграниченность от словосочетания во многом условна. Это объясняется тем, прежде всего, что, принимая грамматические формы, слово восточного языка не столько изменяется, сколько меняет свое окружение, представленное служебными (аналитическими) показателями или агглютинативными «квазиаффиксами», слабо связанными с корнем (основой).
На уровне слова максимальной степени специфичности достигают изолирующие языки, применительно к которым возникают основания говорить об особой, притом базовой единице языка – слогоморфеме. Типичная односложность лексических единиц в этих языках приводит к тенденции функционального приравнивания слога и морфемы (односложного слова). В результате любой однослог, вне зависимости от того, является ли он экспонентом значимой единицы, приобретает грамматические свойства, типичные для значимых единиц: присоединяет аффиксы, участвует в процессах грамматической редупликации и даже в качестве «квазиглагола» управляет дополнениями. Например, в каренском (восточном сго) слове моули (тональная диакритика опущена) оба незначимых слога в экспоненте лексической единицы, которая имеет значение ‘дети’, могут принимать определения в виде местоименной проклитики, ср.: ймоуйли ‘мои дети’.
В слогоморфемных языках слово оказывается частным случаем сочетания слогоморфем – таким, которое характеризуется наиболее тесной грамматической связью между компонентами-слогоморфемами.
2.3. Для языков этого типа характерна ситуация, когда в тексте основной структурной единицей выступает бином – двусложное слово или двусложная же словоподобная единица. Некоторые подсчеты показывают, что двусложные слова типичны и для многих других языков, но если мы хотим определить словесную структуру, которая статистически доминирует в тексте (покрывает 50 % текста и более), то для изолирующих языков нужно к числу двусложных слов прибавить односложные, а для других языков (агглютинативных, флективных) – трехсложные 100 .
100
Семантика и грамматика восточного текста: квантитативные характеристики / Под ред. В. Б. Касевича. СПб., 2011.
2.4. Именно для восточных языков характерны особые конструкции, изменяющие ранг синтаксических соответствий семантических ролей (Агенса и Пациенса): эргативные, аккузативные, антипассивные и некоторые другие конструкции. В эргативных конструкциях с переходными глаголами для выражения соответствия Агенсу существует особый падеж – эргативный (или его аналитический аналог). В аккузативных конструкциях используется пассив, основным содержанием которого можно считать понижение в ранге слова, отвечающего Агенсу. В антипассивных конструкциях, наоборот, уходит в тень Пациенс, на что указывает понижение синтаксического ранга соответствующего актанта (члена предложения).
Также типично именно для восточных языков использование морфологического каузатива. При переходе от некаузативной конструкции к каузативной валентность глагола повышается на единицу, а в семантической структуре предложения появляется ситуация с семантикой побуждения, воздействия и т. п. Можно сказать, что в каузативных языках все отображаемые языком ситуации делятся на самопроизвольные (без использования в глаголе каузативного показателя) и зависимые (с каузативным показателем).
3.1. Восточные языки резко выделяются так называемой факультативностью грамматических показателей, что особенно ярко проявляется в синтаксисе. Факультативность означает, что показатели подлежащего, дополнения и ряд других могут устраняться из грамматической структуры предложения без видимых последствий для его синтаксиса и семантики. На возможность опущения грамматических показателей в разных языках налагаются различные ограничения, но применительно ко многим восточным языкам, агглютинативным и изолирующим, принципиальную возможность опущения грамматических показателей едва ли можно подвергнуть сомнению. Сам по себе факт факультативности чрезвычайно важен с общетеоретической точки зрения: согласно многим авторам, грамматические единицы отличаются от лексических именно обязательностью (ср. невозможность неупотребления временных, видовых и иных показателей в финитных формах русского глагола).
3.2. Во многих восточных языках, что для западных языков нетипично, отсутствует четкая грань между простым и сложным предложением. Проявляется это свойство двояко. В одних случаях для введения одного предложения в состав другого используется та же грамматическая техника, что и для соответствующих слов и словосочетаний – членов предложения: т. е. используются падежные аффиксы и «квазиаффиксы». В связи с этим некоторые специалисты по японской, например, грамматике говорят даже о «склонении предложений». В других случаях место придаточных предложений в системе занимают разнообразные причастные и деепричастные обороты.
4.1. В предыдущих разделах мы уже видели особенности восточных языков в области морфологической и синтаксической семантики. Специфику можно найти и в словарной семантике. В частности, наблюдается склонность к сложным разветвленным классификациям имен. В языках Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии такая классификация обнаруживается в ситуации точного счета. Например, в бирманском языке нет прямого соответствия русским конструкциям типа три карандаша; вместо этого употребляется сочетание, буквально переводимое как карандаш-три-чхаун (последнее – классификатор для продолговатых предметов).
Сходную тенденцию, только по-другому проявляющуюся, можно усмотреть в кхмерском и ряде других языков. Здесь весьма употребимы слова с широким значением, указывающим на принадлежность к классу по форме предмета, его функции и т. п. Обычно эти слова используются не самостоятельно, а с такими лексическими единицами, которые ограничивают их семантику. Так, слово с примерным значением ‘нечто длинное, узкое’ передает значение ‘русло’ в сочетании со словом, означающим ‘вода’, а в сочетании со словом ‘шея’ означает ‘ожерелье’ 101 .
101
Еловков Д. И. Структура кхмерского языка. СПб., 2006. С. 111–112.