Концерт для скрипки со смертью
Шрифт:
Слайдер подумал, что знаком с таким типом мужчин, и для него трудно было бы вообразить нечто, что могло бы ему понравиться меньше этого. Опасный, эгоистичный, самолюбивый, – и каковы же были его отношения с Джоанной? Но ему не хотелось задумываться об этом. К счастью, в этот момент появилась заказанная еда, лишив его возможности задать несколько поистине дурацких вопросов. Еда была хороша: ломти ветчины были толстыми и без костей, влажными и благоухающими, совершенно не похожими на тот скользкий пластик из сандвич-бара, которым его пытался накормить Атертон; чипсы были золотистого цвета, хрустящие и пышные внутри, а яйца были безукоризненно непорочны, как ромашки. Они молча ели, и простое удовольствие от вкусной еды и доброй компании было почти болезненным. Откуда-то в его мозгу возник голос О'Флаэрти: Одинокий мужчина опасен, Билли-бой.
– Благодарение небу за пабы с закуской, – вздохнула Джоанна, эхом вторя его ощущениям.
– По-моему, ты способна съесть довольно много, – заметил Слайдер.
– Это «синдром карри», – весело ответила она, – одна из опасностей моей работы. Когда работаешь не в городе, то приходится есть в промежутке между репетицией и концертом, а это обычно где-то между половиной шестого и семью, а так рано открываются только индийские рестораны. А когда играешь в городе, то хочется поесть после концерта, но сначала надо принять пару пинт, чтобы развеяться, а к этому времени опять-таки остаются открытыми только эти заведения с карри.
– Все это звучит ужасно знакомо, – сказал Слайдер. – Ты могла бы описать и мою жизнь.
И он стал рассказывать ей о том, как они последний раз ели карри с Атертоном в «Англабангле», и о своем одиноком несварении, и это вернуло его мысли к Айрин. Он резко остановился и стал в молчании доедать остатки чипсов. Джоанна наблюдала за ним с сочувствием и симпатией, будто знала, о чем он сейчас думает, и Слайдер был уверен, что скорее всего так оно и есть. Но семейная жизнь – это нечто другое, свирепо сказал он себе. Если бы он и Джоанна были женаты, у них не могло быть уже таких веселых, болтливых и уютных совместных ленчей, как этот. Конечно, не было бы. Семейная жизнь все меняет. Одинокий человек опасен, Билли-бой. Он верил в то, во что ему удобно было верить.
Поскольку Атертон сейчас находился в этом районе, он решил, не откладывая, проверить историю Томпсона о посещении им паба «Стептоус». Паб оказался умеренно заполненным молодыми людьми в повседневной обуви и смышлеными девушками с усталыми лицами под слоем грубого макияжа – толпа офисного люда. И как только они все смогли удрать сюда в рабочее время, удивился Атертон. Он заказал себе пинту «Марстон» и тосты с сыром, и принялся болтать с хозяином, мускулистым коротышкой, бывшим боксером, который в свою очередь познакомил его с австралийкой-барменшей, работавшей в тот понедельник в вечернюю смену.
К удивлению Атертона, оба заявили, что знают Томпсона и его подружку-медсестру. Они приходили в компании, обычно с толпой других музыкантов и медсестер. Эти две профессии, казалось, по некоторым причинам тяготели друг к другу. Но ни барменша, ни хозяин не могли припомнить, чтобы они видели здесь Томпсона вечером в понедельник.
– Но мы были порядком заняты, – для справедливости подчеркнул хозяин. – И если я не видел его, это еще не означает, что его здесь не было.
Что является совершеннейшей правдой, подумал Атертон, и как раз примерно тем, чего вы и могли ожидать от такой работы.
Слайдер предоставил Джоанне полюбоваться окрестностями Вудстока, пока сам зашел поговорить с поверенным.
Мистер Баттершоу поначалу наотрез отказывался поверить в смерть Анн-Мари.
– Я должен увидеть свидетельство о ее смерти, – неоднократно повторил он, и еще не раз повторил: – Почему меня не информировали до вашего появления?
Слайдер спокойно разъяснил ему трудности, возникшие с идентификацией тела, и рассказал о поисках ближайших родственников.
– Я только что виделся с миссис Рингвуд, и она дала мне ваше имя и адрес. Как я помню, это вы были поверенным в делах мисс Остин?
Наконец-то уверовав, что Анн-Мари больше нет в живых, мистер Баттершоу стал более уступчивым и дружелюбным. Это был высокий худой человек лет около шестидесяти, с удивленными бледными глазами и длинной челюстью, делавшими его похожим на античную лошадь. Он предложил Слайдеру чаю, от которого тот отказался, и, поощряемый вопросами Слайдера, приступил к рассказу об истории семьи Анн-Мари.
– Дед Анн-Мари, мистер Биндман, был клиентом моего предшественника, мистера Риггса-младшего. Сейчас он на пенсии, но раньше он рассказывал мне все о мистере Биндмане. Это был человек, сделавший себя сам, начав жизнь сыном нищего беженца, попавшего к нам во время первой мировой войны. Наш мистер Биндман самостоятельно утвердился в бизнесе и сделал себе состояние, выстроил то красивое здание, которое вы видели, и стал одним из столпов общества.
– Каким бизнесом он занимался?
– Обувным. Ничего из ряда вон выходящего, я бы сказал. Ну, он был дважды женат – его первая жена скончалась в двадцать девятом или в тридцатом – и имел сына, Дэйвида, от первого брака, и двух дочерей, Рэйчел и Эстер, от второй жены. Дэйвид был убит в сорок втором, это была большая трагедия. Ему было всего восемнадцать, бедному мальчику, он только начал работать. Успел прослужить в армии несколько недель. А вторая миссис Биндман погибла в Блитце, так что остались только две маленькие дочки.
Мистер Биндман заботился об обеих, но младшая, Рейчел, была его любимицей. Эстер вышла замуж в пятьдесят седьмом, и Грегори Рингвуд был весьма солидным молодым человеком, спокойным и надежным, как раз таким, какого заботливый отец мог только приветствовать в качестве зятя. Но в том же году, позже, Рэйчел влюбилась в скрипача по фамилии Остин, и это было совсем другое дело.
– Сколько ей было лет тогда?
– Дайте-ка подумать – ей было восемнадцать или девятнадцать. Очень молоденькая. Ну, мистер Биндман был весьма тверд в своих принципах. Он любил музыку, и это он поощрял Рэйчел посещать концерты, и даже купил ей граммофонные пластинки и радиолу. Но когда дело дошло до брака со скрипачом, он счел, что это недостаточно хорошо для его любимицы. Он сказал ей, что не видит в этом будущего, что Остин никогда не будет зарабатывать достаточно, чтобы суметь содержать ее, и запретил ей выходить за него замуж и вообще видеться с ним. Боюсь, Рэйчел была молодой, но весьма волевой девушкой, очень похожей в этом на отца, и у них ушло два года на жесточайшие схватки по этому поводу. Затем, как только ей исполнился двадцать один год и старик больше не мог препятствовать ей, она вышла замуж за Остина и этим разбила отцовское сердце. – Тут Баттершоу вздохнул. – Мистер Биндман отреагировал единственным способом, на который был способен – он вычеркнул ее из завещания и больше никогда с ней не разговаривал.
– Довольно драматично, – заметил Слайдер.
– О, прямо как в викторианскую эпоху! Вы знаете, я уверен, что он бы изменил свое решение в конце концов, со временем, потому что обожал Рэйчел, и она искала пути к примирению. Я думаю, вероятнее всего он только хотел зафиксировать свое неодобрение способом, наиболее принятым и уважаемым в его время. Но, к несчастью, время было не на его стороне. В следующем, шестидесятом году родилась Анн-Мари, и Рэйчел еще раз попыталась сделать шаги к примирению, и были признаки того, что старикан смягчается. Но потом, когда Анн-Мари исполнился год, Рэйчел с мужем оба погибли в автокатастрофе.