Кондотьер
Шрифт:
В основе построения «Кондотьера» тоже разрыв — две противостоящие друг другу части, первая — совмещение романного повествования, разговора с самим собой (обращение к себе, «ты») и монолога, вторая — допрос, на котором Гаспар Винклер раскрывает все обстоятельства своего преступного освобождения. Стало быть, после романа действия (совершенное преступление) следует роман-разъяснение? Противопоставление незамысловатое. Однако разница тона, времени, формы придает ему энергии, обволакивает его аурой таинственности.
«Я не думаю, я ищу свои слова», — говорит Перек в «Думать/Классифицировать» [22] . И невозможно не удивляться, что свои слова он нашел с самого начала, так же, как ритм фраз и манеру соединять их. «Кондотьер» пестрит фразами и образами, которые мы найдем в романах «Человек,
«Кондотьер» представляет собой рассказ о заточении, затем — повествование о провале, но постепенно становится романом освобождения. Завершается он обещанием — воздухом вершин. Жорж Перек хотел, чтобы он читался как история «пробуждения осознания»: конец неврозам от одиночества, магическим переходам, замкнутым кругам иллюзий… и как похвальное слово терпению, работе, поиску собственной правды, нескончаемому отвоеванию, всему тому, что является скрытой формой мужества.
22
См.: Иностранная литература. 2012. № 5. Пер. В. Кислова. Ред.
Владение миром. Гирландайо, Мемлинг, Кранах, Шарден, Пуссен. Владение миром. Ты достигнешь его лишь в конце изнурительного пути, как та связка альпинистов, которые одним июльским утром 1939 года вышли у Юнгфрау к столь желанному горизонту и, невзирая на усталость, вдруг почувствовали, как их переполняет искрящаяся радость: восходящее солнце, другой склон горы, залитый светом, линия водораздела…
Такое завершение созвучно с идеалом «эпического» творчества, на это как на цель художественной литературы указывает «Линь женераль», журнал, который собирался возглавить Перек, но который остался неосуществленным проектом, папкой со статьями, посвященными теории литературы и критике [23] . Некоторые из них появятся в журнале Франсуа Масперо «Партизан» между 1960 и 1963 годами. Взращенные в глубине гегельянства и марксизма, «требования» «Линь женераль» формируются вокруг понятий, которые мы находим в «Кондотьере»: «преодоление», «трезвость, ясность», «завоевание», «связь», «поиск», «овладение», «единство». Эпичность, Полярная звезда литературного небосклона, это стремление преодолевать упадок и противоречия борьбой, работой сознания, бдительным разумом. И еще «реализмом» (аналитическим, критическим). Понятие реализма возродил теоретик Дьёрдъ (Георг) Лукач [24] . Таким образом, роман Перека, выделяя в качестве главного индивидуальный путь и интеллектуальные поиски Гаспара Винклера, вписывается в контекст именно этой проблематики — или этого идеала.
23
О журнале «Линь женераль» см.: L. G Une aventure des ann'ees soixante, в особенности предисловие (Paris, Seuil, 1992). Статьи из журнала «Партизан» собраны там же, как и статья о фильме «Хиросима, любовь моя» Алена Рене, опубликованная в «Нувель критик» (май, 1960) под названием «Нескончаемое завоевание», словосочетание, дважды встречающееся в «Кондотьере».
24
Работа Лукача La Signification pr'esente du r'ealisme critique была опубликована «Галлимаром» в 1960 г.
Амбиции молодого Перека в самом деле были дерзкими. Он намеревался сопоставить свой замысел с творчеством самых крупных художников Возрождения. С эпохой, когда искусство «идеально отражало свое время, возвышалось над ним и объясняло. Объясняло, потому что возвышалось. Возвышалось, потому что объясняло» («Кондотьер»). Творчество как преодоление есть вернувшаяся к нам «необходимость» обрести единство с миром. Во времена, когда писательство питается лишь сомнениями, утверждением своего бессилия и лживости, Жорж Перек вновь обратился к самым архаичным устремлениям литературы.
Последний роман, опубликованный при жизни Жоржа Перека, носит название «Кунсткамера» (1979) и имеет подзаголовок «История одной картины». Эта картина и есть «кунсткамера», она также отражает стремление передать всю «полноту» через множество воспроизведенных на ней полотен. Копии картин составляют суть главной картины и едва заметно помечены фальшью, так как художник Отто Курц всегда внедряет в них легкие вариации. И этот мнимый шедевр окажется поддельным. С начала и до конца Перек одержим в своем творчестве все той же проблемой.
Перек дважды предоставляет слово некоему Лестеру К. Новаку, критику, комментирующему главную картину. «Всякое произведение является зеркалом другого произведения» — провозглашает он. «Если не все, то многие картины обретают свой истинный смысл, лишь благодаря предшествующим творениям, которые в них либо… декларативно воспроизведены, либо — более завуалированно — инкриптированы». Лестер делает вывод, что кунсткамера — «образ смерти искусства, умозаключение о мире, обреченном на постоянное повторение своих же собственных моделей». Последнее слово остается за грустью, иронией и насмешкой.
Но в дальнейшем Новак отказывается от своего первого суждения. Он усматривает в подходе Курца не насмешку или ностальгию по золотому веку живописи, а «процесс внедрения, присвоения, и в то же время — устремление к Другому, "Похищение в прометеевском смысле слова"». «Прежде всего в них нужно видеть, — заключает он, — логическое завершение чисто мыслительной работы, которая и определяет труд художника. Меж Anch'io son'pittore Корреджио и "Я учусь смотреть" Пуссена — прочерчиваются прозрачные границы, определяющие узкое поле любого творчества»2 [25]
25
Перек Жорж. Кунсткамера. СПб., 2001. С. 25, 65. Ред.
Полет и ирония, гордость и униженность, стремление к немыслимой подлинности и озорное признание в ухищрениях героя-художника будоражат мыслительную машинерию Перека на протяжении всего его творчества. «Кондотьер» — роман о лжи, стремящейся выразить правду, оказался романом о неудаче — и, может быть, — неудачным сбоем повествовательной машины.
Роман «Кунсткамера» построен как карточный домик, обреченный развалиться на последней странице, в нем все вертится вокруг «подлинного» и «поддельного», и «задуман он только ради удовольствия притворяться и бегущих от этого мурашек». От первого и до последнего романа трагедийность чередуется с игрой. Точнее, Перек делает игровыми и подвижными оба понятия, заставляя их плясать, хотя в начале им не удавалось даже сообща передвигаться.
В завершение две цитаты.
Первая — обращение к нам, читателям, Перека и Отьера 17 октября 1959 года. Они только закончили очередную переделку романа. «Никаких подземелий. Гаспар будет сидеть в тюрьме и постарается спасти шкуру, доказывая свою невиновность. И ведь докажет! Каким образом? Вы узнаете это, прочитав в будущем году роман г-на Отьера "Кондотьер", изданный парижским издателем "Голимаром", в котором афтор осуществил блестящий прорыв в в литературный мир, подарив ему чарующую историю с персонажами, очерченными непогрешимым пером (если начистоту, выгравированными на редкость удачно)» [26] .
26
Из письма к Ж. Л. от 17 октября 1959 г., р. 522–523.
Отьер ошибся всего-навсего на полвека и поменял «Галлимара» на «Сёй» и «Книжный магазин XXI века». «Чарующая» не первое определение, какое приходит в голову при чтении этой гамлетовской истории. Но перо, да, было непогрешимым… И писатель уже был, даже в том, что осудили как «неловкость» (манера все повторять, настаивать?) и «многословность» (результат переполненности?).
Вторая цитата из письма к другу, написанного весной 1961 года: «Кондотьер» не выйдет или выйдет посмертно с предисловием Монмартино. Я сказал. Вот. Во-первых, он плох. А во-вторых, теперь я обращаюсь к современности, как мне кажется, более убедительным, полноценным, адекватным, серьезным, органичным образом, скажу больше, не таким надуманным. Во всяком случае, я на все это надеюсь» [27] .
27
56 lettres…, р. 107.