Конец актерской карьеры
Шрифт:
— Черт! А ты не пытался с ними поторговаться?
— Ни в какую, — отозвался Диджей. — Подавай им ужас, и все тут.
Так. Нехорошее предчувствие росло. Ко мне в голову со стуком и криками ворвались Здравый Смысл, Инстинкт Самосохранения, а также Элементарная Осторожность, и стали наперебой уговаривать меня не ввязываться в такую сомнительную авантюру. Мол, публике это может здорово не понравиться. Скажу честно, возразить мне им было нечего. Но тут перед моим мысленным взором в ослепительном сиянии появились ноги Лили, они росли и росли, пока не заняли все пространство, отведенное под мозговую деятельность, вытеснив из
Наступил вечер, а вместе с ним и время представления. Я глянул в зал из-за кулис — зал был набит битком. Я поискал глазами Лили и нашел ее сидящей в седьмом ряду. Она закинула ногу на ногу и сияние от ее коленки покрывало люстры под потолком несмываемым позором. Рядом с Лили сидела какая-то дамочка, но судя по всему они были незнакомы. Это, впрочем, неважно — главное, что ее не сопровождал никакой мужчина, этого я бы не вынес.
Ну что же, пора начинать. Напустив на себя озабоченный вид, я несколько суетливо вышел на сцену. Надо сказать, что я никогда не давал публике заранее понять, что представление начинается. Никаких объявлений, третьих звонков и выключений света. Все выглядит якобы спонтанно и все прекрасно освещено — пусть зрители видят, что я не похож на других артистов и мне скрывать нечего, нет никаких веревок, отверстий в полу и прочих секретов. Пусть сразу поймут, что я — особенный.
Итак, я выскочил на сцену, подошел к микрофону и озабоченно хмурясь сказал:
— Дамы и господа! Такая неприятность — мне срочно надо записать одну оригинальнейшую мысль, но, оказывается, у меня при себе нет ручки. Может, у кого-нибудь из вас найдется ручка, или карандаш, или фломастер, или кисть с красками, или ноутбук?
Некоторые зрители уставились на меня в недоумении — а это что еще за чудо вылезло на сцену? Ну и что, что у него ручки нету! У них тоже много чего нету, но они же на сцену не лезут! А большая часть публики попросту меня проигнорировала. Но один солидный господин все-таки среагировал на мой призыв, он вытащил из внутреннего кармана пиджака ручку, вытянул ее перед собой и сказал:
— Вот, пожалуйста. Только постарайтесь вернуть мне ее до начала представления.
Я улыбнулся и ответил:
— Премного благодарен! Только вот боюсь, что вернуть вам ручку до начала представления никак не получится. Дело в том, — я торжественно повысил голос, привлекая к себе внимание зала, — что представление уже началось!
И в тот же момент ручка вырвалась из его руки, пронеслась над рядами и застыла передо мной. На несколько мгновений воцарилось молчание, а затем зал взорвался аплодисментами. Я раскланялся, поблагодарил почтеннейшую публику и сказал:
— После такого одобрения я не считаю возможным отвлекаться на запись даже очень оригинальных мыслей, так что я предоставлю этой любезно одолженной мне ручке самой их записать — мне кажется, она неплохо с этим справится.
Я взмахнул рукой, и ручка подлетела к столику, стоящему на сцене. На столике лежало несколько тетрадных листов, на одном из которых она начала что-то писать, старательно раскачиваясь в разные стороны. Зрители опять восторженно зааплодировали.
Когда же я решил, что зал уже достаточно разгорячен, я перешел к главной части представления — кукольной. Вот что повергает публику в шок похлеще любых иных фокусов!
Для начала мы с ожившим Буратино немножко пообщались на сцене, и у зрителей еще могла оставаться слабая надежда на наличие ниток, магнитов под полом и еще черт знает чего, что могло бы приводить куклу в движение и говорить за нее. По-моему, Диджей справлялся с оживлением кукол существенно лучше всяких хитроумных технических приспособлений. Но объяснять это другим я, естественно, не собирался. Пусть надеются на веревочки и шестеренки. А я чуть позже попробую их воображение на прочность, отправив Буратино в зал. Обожаю наблюдать за реакцией ошеломленных зрителей, когда кукла отправляется в зал поболтать с ними по душам, проходя между рядами и садясь к ним на колени. Пускай поищут ниточки и веревочки. Хе-хе.
Привычно довольный собой, я кинул взгляд на Лили, ожидая увидеть восхищение в ее глазах, но вместо этого я обнаружил ее в том состоянии, которое вполне можно назвать скукой.
Однако! Это меня обескуражило. Впервые я почувствовал себя неуверенно на собственном представлении. А вообще, что за фигня?! С чего это она скучает, спрашивается? Она что не видит, какие я тут чудеса творю, что ли?! Уж всяко покруче, чем ее стройные задние конечности! Ишь ты, скучно ей, видите ли! Все, понимаешь ли, восхищены и потрясены, а она сидит зевает! Ладно, у меня еще не все козыри вышли, милейшая.
Оставив Буратино наедине с залом, я потихоньку ускользнул за кулисы переговорить с двумя нанятыми брауни.
Они были здесь. Оба. М-да… Я никогда еще не встречал брауни столь бандитского вида. Червячок. В смысле, червячок сомнения вновь зашевелился в моей душе. Даже не червячок — червяк. Червячище.
Я уставился на брауни. Брауни уставились на меня. "А теперь давайте станцуем вальс, сударыня, я пррриглашаю", донесся из зала задорный голосок Буратино-Диджея. Я молчал. Брауни молчали. Пора ломать это затянувшееся молчание, подумал я. Пора, согласно кивнул один из брауни. Ломать! — нарисовалось на лице второго, от чего оно приняло совсем уж садистское выражение.
— Значит, страх? — спросил я строго.
Брауни закивали головами.
— И даже ужас?
Брауни закивали еще энергичней.
— А может, договоримся о чем-нибудь попроще?
Брауни покачали головами.
— То есть твердо стоим на своем? Непоколебимо?
Твердо, кивнули брауни. И непоколебимо.
— Так. И что будете показывать? Какой именно глюк?
— Да так, — ответил один из брауни. — Ничего особенного.
— Да, — кивнул второй. — Лесок покажем.
— Значит, лесок?
— Лесок.
— И это все?
— Ну… не совсем… — замялся первый брауни.
— Еще зверушку покажем, — вставил второй.
— Какую еще зверушку? — продолжал я проявлять настойчивость.
— Ну такую… Вы таких не знаете, — сказал первый.
— Ничего особенного. Зверушка как зверушка. На змейку похожа… Немножко, — сказал второй.
Лесок. Зверушка. На змейку похожа. Нехорошее предчувствие стремительно переросло в очень нехорошее предчувствие.
— Значит, так, — сказал я как можно весомей. — Показываете лесок и свою зверушку, быстро надкусываете по ужасу и живо сворачиваете свой иллюзион. Вам ясно?!