Конец эры
Шрифт:
— Послушай, — сказал я, пытаясь собрать всю свою волю в кулак. — Королевский Музей Онтарио вложил в эту экспедицию гораздо больше, чем Тиррелловский музей. Что де-факто делает меня её лидером, и, если потребуется, я воспользуюсь этими полномочиями. Мы оставим хетов здесь.
— Но мы должны взять их с собой.
— Нет, — я в раздражении повернулся к Кликсу спиной.
— Хорошо, — сказал Кликс; его голос приближался, — если ты так настойчиво возражаешь…
— Спасибо, Майлз, — я испустил вздох облегчения и сделал глубокий вдох, который меня и спас. — Спасибо, что…
Толстые пальцы сомкнулись вокруг моей шеи. Я пытался закричать, но не смог пропихнуть достаточно воздуха через пережатое горло, так что вместо крика получилось какое-то слабое хрюканье. Я попытался расцепить Кликсовы пальцы, но он был сильнее, значительно сильнее; его руки были словно клешни робота, они выжимали из меня жизнь по капле. В глазах начало темнеть, а легкие были готовы взорваться.
Я неистово крутился и изгибался. В последний момент я в отчаянии попытался перекинуть Кликса через себя, хоть и знал, что это для меня совершенно невозможно, и неожиданно у меня получилось — Кликсовы девяносто кило пролетели у меня над плечом, как будто в нём не было и сорока. Ну конечно — пониженная гравитация.
Я глотнул воздуха, и зрение потихоньку прояснилось. Адреналин разливался у меня по сосудам, нейтрализуя действие сонной пилюли. Кликс вскочил на ноги, и мы стояли друг напротив друга, уперев руки в колени. Он ударил правой, размашисто и широко, будто гризли, выхватывающий из ручья рыбину. Я отпрыгнул назад так далеко, как позволило тесное пространство жилого модуля. Моментально превратившись из медведя в тигра, Кликс присел и прыгнул, его тело столкнулось с моим и бросило меня на холодный стальной пол рядом с моей кушеткой; раздался гул полупустого водяного бака у нас под ногами. Потом он хлестнул меня по лицу, и камень в кольце, которое ему подарила Тэсс, расцарапал мне щёку.
Какой бес в него вселился? Марсианский, ясное дело. Конечно. Жёлтые глаза во тьме. Если бы будильник не разбудил меня в то время, как инопланетяне находились внутри «Стернбергера», они подчинили бы и меня, а потом воспользовались бы нашим кораблём для того, чтобы отправиться в будущее, аккуратно отрезав нас от процесса принятия решений. До смены состояния Чжуан-эффекта оставался всего тридцать один час; должно быть, хеты считали, что такое время они в наших телах высидят. Марсиане пошли ва-банк, это было ясно как день. И похоже, что единственным для меня шансом предотвратить захват «Стернбергера» было убить Майлза Джордана.
Это, однако, было легче сказать, чем сделать. Как бы я ни ненавидел его иной раз, как бы ни мечтал раскроить ему череп верным зубилом, которым я раскалывал плиты осадочных пород, я испытывал серьёзные моральные трудности с причинением вреда другому человеческому существу. Даже в порядке самообороны. Мне всегда казалось, что разумный человек скорее отреагирует на слова, чем на удары кулаков. Но Кликс, или, вернее, сидящий в нём марсианин, всех этих сомнений был лишён, что хорошо демонстрировал клочок белой пены, появившийся в уголке рта.
Он снова ударил меня по лицу, в этот раз сильнее. Хотя раньше мне такого испытывать не приходилось, я был уверен, что именно так болит сломанный нос. Кровь пропитала мне усы.
И всё же, осознал я, он не пытается меня убить. Он мог это сделать, просто выстрелив мне в спину из слонового ружья. Если один из нас не вернётся из мезозоя, это возбудит сильные подозрения. А Тэсс ещё шутила насчёт того, что живым вернётся только один, судя по тому, как мы грызёмся в последнее время. Конечно, никто в проекте не знал, что я пишу в этом дневнике, или что я рассказываю доктору Шрёдеру, а мысль о психологическом тестировании, которому так много внимания уделялось во время полётов на Луну (когда мы ещё могли себе позволить полёты на Луну) даже не приходила в голову тем, кто формировал команды для палеонтологических раскопок. Палеонтологи уходят в поле на многие недели, и никто даже не почешется выяснить, смогут ли ужиться вместе данные конкретные люди.
Понимал ли что-либо из этого марсианин, я сказать не могу, но он определённо хотел меня обездвижить, чтобы в меня мог вселиться его сородич. А это нечто такое, для чего два раза в жизни — уже слишком много. Страх и отвращение к этой процедуре придали мне сил. Я потянулся назад, ухватил Кликсово кресло-кушетку за подставку для ног и энергично повернул его на поворотном основании, ударив подлокотником ему по голове. Подлокотник был мягкий, но Кликс, в своей безалаберной манере, оставил плечевой ремень висеть на нём, и его алюминиевая застёжка рассекла ему кожу на верхней части уха. Удар дезориентировал его достаточно, чтобы я смог его повалить. Я вскочил на ноги и отпрыгнул так, чтобы массивная кушетка оказалась между нами.
Он пытался обмануть меня, делая вид, что хочет броситься то вправо, то влево, и я заметил, что он делает это как-то неуклюже: для того, чтобы повернуться, он переступает ногами вместо того, чтобы повернуть только туловище вокруг талии. Похоже, что хеты ещё не овладели всеми тонкостями управления человеческим телом.
Мы сделали в тесном помещении несколько оборотов; я всё время поворачивал кушетку так, чтобы мы находились у её торцов. Не знаю, были ли мои опасения обоснованы, но я боялся, что если мы будем долго вертеться против часовой стрелки, то чёртова штука вывинтится из своего основания.
Пробегая мимо лабораторного стола, я схватил с него минералогические весы и запустил Кликсу в голову. Если бы он действовал по собственной воле, то легко бы уклонился, но хет, похоже, не знал, какой мускул задействовать. К тому времени, как он отклонили Кликсову голову в сторону, было уже поздно — тяжёлая станина ударила его в лоб чуть выше сросшейся брови. Он заорал от боли; из раны хлынула кровь, которая, как я надеялся, зальёт ему глаза.
Чёрта с два. В ране появился тонкий слой фосфоресцирующего синего желе и остановил кровь. У меня кончались идеи, не говоря уж о выносливости. Моё сердце трепыхалось на пределе, и начинали подкашиваться ноги.
Кликс заорал от боли.
Это был мой единственный шанс. Сильным толчком я закрутил кушетку вокруг оси, а сам прыгнул через комнату так далеко, как смог. Кликс развернулся ко мне, снова по-медвежьи размахивая своими длинными руками. Наконец, он решил, что загнал меня в угол там, где прямая внутренняя стена соединялась с закруглённой внешней. Он стоял, растопырив руки и раздвинув ноги, чтобы не дать мне проскочить мимо него. Это был тот самый момент. Мой шанс, моя последняя надежда. Я ринулся прямо на него и так сильно, как только смог, ударил его коленом в пах, все свои силы и всю кинетическую энергию направив на то, чтобы вогнать его тестикулы внутрь его тела.