Конец главы
Шрифт:
– Я забираю его, - объявил Уилфрид.
– Срок вчера кончился, но его решили подержать еще неделю, из-за того что он породистый.
Динни отвернулась, глаза ее увлажнились. Она торопливо вытерла их и услышала, как служитель сказал:
– Я сперва надену на него ошейник, сэр, а потом уж выпущу. Он того гляди убежит. Никак не привыкнет к месту.
Динни обернулась:
– Если хозяин объявится, мы ею немедленно вернем.
– На это надежды мало, мисс. По-моему, владелец собаки просто умер. Она сорвала ошейник, отправилась искать хозяина и потерялась, а к нам
Служитель надел ошейник, вывел собаку и передал цепочку Уилфриду; тот оставил ему свою карточку.
– На тот случай, если наведается хозяин. Пойдем, Динни, прогуляем его. Идем, старина.
Безымянный пес, услышав сладчайшее слово собачьего лексикона, кинулся вперед, насколько позволяла цепочка.
– По-видимому, служитель прав. Дай бог, чтобы его предположение подтвердилось. Собака у нас приживется, - заметил Уилфрид.
Выйдя на траву, они попытались завоевать доверие пса. Тот терпеливо переносил их заигрывании, но не отвечал на них. Он опустил глаза и поджал хвост, воздерживаясь от слишком поспешных выводов.
– Отвезем-ка его домой, - предложил Уилфрид.
– Посиди с ним, а я сбегаю за такси.
Он обмахнул скамейку носовым платком, передал Динни цепочку и скрылся.
Динни села и стала наблюдать за псом. Тот рванулся вслед Уилфриду на всю длину цепочки, затем улегся наземь в той же позе, в какой девушка увидела его впервые.
Насколько глубоко чувствуют собаки? Они, безусловно, понимают, что к чему: любят, ненавидят, страдают, покоряются, сердятся и радуются, как, люди. Но у них маленький запас слов и поэтому - никаких идей! И всетаки лучше любой конец, чем жить за проволокой и быть окруженной собаками, уступающими тебе в восприимчивости!
Пес подошел к Динни, потом повернул голову в том направлении, где скрылся Уилфрид, и заскулил.
Подъехало такси. Пес перестал скулить, бока у него заходили.
"Хозяин!" Спаниель натянул цепочку.
Уилфрид подошел к нему. Цепочка ослабела. Динни почувствовала, что пес разочарован. Затем цепочка опять натянулась, и животное завиляло хвостом, обнюхивая отвороты брюк Уилфрида.
В такси пес уселся на пол, цепочка опустилась на ботинок Уилфрида. На Пикадилли его охватило беспокойство, и он положил голову на колени девушки. Эта поездка между Уилфридом и псом привела эмоции Динни в такое смятение, что, выйдя из машины, она облегченно вздохнула.
– Интересно, что скажет Стэк?
– усмехнулся Уилфрид.
– Спаниель - не слишком желанный гость на Корк-стрит.
По лестнице пес поднялся спокойно.
– Приучен к дому, - растроганно констатировала Динни.
В гостиной спаниель долго обнюхивал ковер. Наконец установил, что ножки мебели не представляют для него интереса и что подобные ему здесь не проживают, и положил морду на диван, кося краем глаза по сторонам.
– Хоп!
– скомандовала Динни. Спаниель вскочил на диван.
– Боже! Ну и запах!
– ужаснулся Уилфрид.
– Давай выкупаем его. Ступай напусти воды в ванну, а я тем временем его осмотрю.
Динни придержала пса, который порывался вдогонку Уилфриду, и принялась перебирать ему шерсть. Она заметила несколько желтых блох, но других насекомых не обнаружила.
– Плохо ты пахнешь, мой хороший! Спаниель повернул голову и лизнул девушке нос.
– Ванна готова, Динни.
– Я нашла только блох.
– Если хочешь помогать, надевай халат, не то испортишь платье.
Уилфрид встал к ней спиной. Динни сбросила платье и надела голубой купальный халат, смутно надеясь, что Уилфрид обернется, и уважая его за то, что он этого не сделал. Она закатала рукава и встала рядом с ним. Когда спаниеля подняли над ванной, собака высунула длинный язык.
– Его не стошнит?
– Нет, собаки всегда так делают. Осторожно, Уилфрид, - они пугаются всплеска. Ну!
Спаниель, опущенный в воду, побарахтался и встал на ноги, опустив голову и силясь устоять на скользкой поверхности.
– Вот шампунь. Это все-таки лучше, чем ничего. Я буду держать, а ты намыливай.
Динни плеснула шампунем на черную, словно полированную спину, окатила псу водой бока и принялась его тереть. Эта первая домашняя работа, которую она делала сообща с Уилфридом, рождала в девушке чистую радость, она сближала ее и с любимым и с его собакой. Наконец она выпрямилась.
– Уф! Спина затекла. Отожми на нем, шерсть и спускай воду. Я его придержу.
Уилфрид спустил воду. Спаниель, который вел себя так, словно был не слишком огорчен расставанием с блохами, яростно отряхнулся, и обоим пришлось отскочить.
– Не отпускай!
– закричала Динни.
– Его нужно вытереть тут же в ванне.
– Понятно. Обхвати его за шею и держи.
Закутанный в простыню, пес с растерянным и несчастным видом потянулся к девушке мордой.
– Потерпи, бедный мой, сейчас все кончится и ты будешь хорошо пахнуть.
Собака опять начала отряхиваться.
Уилфрид размотал простыню.
– Подержи его минутку, я притащу старое одеяло. Мы его завернем, пусть обсыхает.
Динни осталась с собакой, которая пыталась выскочить из ванны и уже поставила передние лапы на край. Девушка придерживала их, наблюдая за тем, как из глаз животного исчезает накопившаяся в них тоска.
– Вот так-то лучше! Они завернули притихшего пса в старое армейское одеяло и отнесли его на диван.
– Как мы назовем его, Динни?
– Давай перепробуем несколько кличек. Может быть, угадаем, как его зовут.
Собака не откликнулась ни на одну.
– Ладно, - сказала Динни.
– Назовем его Фошем. Если бы не Фош, мы никогда бы не встретились.
XVIII
Настроение, возобладавшее в Кондафорде после возвращения генерала, было тревожным и тяжелым. Динни обещала вернуться в субботу, но настала среда, а она все еще находилась в Лондоне. Даже ее слова: "Формально мы не помолвлены", - никому не принесли облегчения, потому что генерал пояснил: "Это просто вежливая отговорка". Под нажимом леди Черрел, жаждавшей точного отчета о том, что произошло между ним и Уилфридом, сэр Конуэй лаконично ответил: