Конец королевы
Шрифт:
Американцы были люди солидные, и программа включала субботний завтрак в «Дельте», посещение оперы в Народном театре, ужин в ресторане, переход в арендованную квартиру и так далее, а заканчивалась в воскресенье, на Сильвестра, вечеринкой в укромном местечке — словом, целых три дня блаженства.
Мне было поручено обработать Катрин. Она была против по нескольким причинам. То на Рождество и Сильвестра сообщил о приезде ее мазила из Парижа, и она в благодарность за ателье должна была упасть ему в объятия и на пару часов превратиться в модель, то ей не нравилось завтракать и ужинать в отелях, а на закуску она вообще брякнула чушь несусветную: они, мол, с однокашниками договорились поехать в горы. А тут еще Берт пристал с ножом к горлу: не уговоришь Катрин — тогда
Когда я доложила о своих успехах Берту, он обложил меня, как собачонку, а с Катаржиной решил так: «Ты тоже поедешь в горы и хоть веревкой к ней привяжись, а ни на шаг не отпускай. Справку от врача насчет гриппа получишь, деньги туда и обратно тоже». На Рождество я заглянула к нему, получила освобождение от работы и две сотни задатка и с утра почесала в горы. Я все-таки женщина, и меня, понятное дело, так и зудило узнать, из-за кого Катаржина отправилась в это путешествие, но вытянуть из нее удалось очень мало. Она призналась только, что есть у нее кое-какие счеты с одним парнем, которого бы она охотно спровадила на тот свет, и что, очень возможно, ей понадобится моя помощь. Спать мы будем вместе, но когда она шепнет, надо будет очистить помещение. Одна теплая постель со всеми удобствами будет к моим услугам. Больше я от нее ничего не добилась. Катрин вообще не любила душевных излияний, поэтому я настроилась распутывать все эти узлы сама.
Поначалу за объект ее «счетов» я приняла Павла. По чисто психологическим мотивам: он настоящий культурист, и я предположила, что, возможно, Катрин хочет утихомирить с ним свои женские инстинкты, возбужденные встречами с иноземной шушерой.
Но на Павле пришлось сразу же поставить крест. Достаточно познакомиться с его смуглой красоткой с цыганской шевелюрой, чтобы сообразить: цепь, на которой сидит этот парень, выкована из гораздо более прочного и надежного материала, чем американский доллар. Следующим на очереди был Гонза. Тот же тип, что и Павел, только в более интеллигентном исполнении, и вообще люксовый парень. Влюблен он был в Катрин по уши, но подкатывался так простодушно и беспомощно, что так и тянуло его по головке погладить. Итак, оставался третий «кореш». На вид явный прохвост, бледная копия Берта. Глаза — как два штыка, а при нем девица, которую я могла бы представить себе училкой французского в женской гимназии или идеальной домохозяйкой, понавесившей в квартире рушничков с надписями вроде: «Кто Бога не забудет — тому добро и счастье будет». Для этих ролей она годилась, но вот стать партнершей такого мужика, как этот, да чтобы он из-за нее потащился в горы, — нет уж, извини подвинься! И не то чтобы она была мымра — физиономия у нее даже пригожая, но больше-то в ней ничего не было. Разве что килограммов восемь лишнего веса. А когда он спокойненько позволил ей нести рюкзак, а сам позаботился о Катрин, комментарии, как говорится, были уже излишни. Едва мы устроились в избе, Катрин спросила, как мне понравился Гонза.
— Годится, — ответила я. — На него и рассчитывать?
— Пожалуй, нет, — загадочно усмехнулась она. — Я тебе потом скажу.
Если бы она сказала: «Пойди и переспи с ним», — я бы еще побрыкалась, ну а раз «пожалуй, нет», то я назло решила, что «точно, да!», будет это на руку Катрин или нет. Он клюнул мгновенно, стоило к нему подсесть да пару раз прижаться. Катрин, разумеется, приняла вид дамы из высшего общества и на вечеринке вела себя, как настоящая святоша. Я приметила, что она почти не пьет, а говорить старается поменьше, да к тому же в таких изысканных выражениях, словно она тут умнее и культурнее всех. Когда же она стала брыкаться из-за «согласен — не согласен», да еще изобразила, что стесняется скинуть джинсы, меня окончательно допекло, и я дала зарок сбить с нее спесь. Если бы она никогда раньше в такой «групповой игре» не участвовала, я бы, может, и не рыпалась. Но ведь именно Катрин «быстрее всех скидывала все одежки, а чулки, часы или брошку и тому подобные никого не интересующие части туалета и за фанты никогда не считала, разве что хотела расколоть Берта на повышение тарифной ставки. Именно Катрин умела раздеваться под любую музыку, от Баха до Влаха, почище любой профессиональной венской или парижской стриптизерки. Королева Ядрана, из-за которой в Югославии один темпераментный туземец набил морду американскому туристу, а жена того туриста с горя наглоталась сонных порошков, так что пришлось ей там, в Дубровнике, прочищать желудок, — так вот эта Катрин, красотка международного класса, вдруг смущается показать трем интеллигентным недорослям и их дурехам свои штанишки, да еще ухитряется покраснеть!.. Вы можете представить такое лицемерие?
Не забывала я следить и за Бореком. Едва только его милой подружке стало дурно и она отправилась на свежий воздух восстанавливать нарушенные функции организма, как он мигом погасил лампу и свечи, и в кухне стало темно, хоть глаза выколи. Правда, Павел успел увести Катрин у него из-под носа, да только зря старался. Я танцевала с Гонзой совсем рядышком и слышала, как Катрин спросила, не хочет ли он схлопотать оплеуху, а потом этот пришибленный «атлет» отправился ублажать свою чернявую милашку, которая все это подглядела и в страшной обиде отправилась восвояси. Прямо цирк!
Ну а там уже за Катрин взялся Борек, Гонза явно переориентировался на меня, а Зузана еще не пришла в себя. Они отодвинулись от нас на пару шагов, и он стал потихоньку направлять ее в соседнюю комнату. Мне было слышно, как она прошипела у самых дверей:
— Чокнулся? Только не сейчас.
Ответом было его резкое, как укус гадюки:
— Когда?
После того как зажгли свет, я поинтересовалась у Катрин, надо ли мне сматываться уже в первую ночь. Она пожала плечами и заявила:
— Нет, в этой халупе столько глаз и ушей, что не стоит рисковать. Так Что не заставляй себя делать то, чего не хочешь.
— Ну и чудесно! — кивнула я, тут же решив, что обязательно себя «заставлю».
Вечеринка потихоньку угасла, следом за Аленой и Павлом отправились в постельку и Зузана с Бореком, а мы с Гонзой остались в кухне одни. У него Катаржина явно не выветрилась из головы, и когда мы сварили кофе, он, вроде бы между прочим, спросил, откуда мы друг друга знаем. Я подсела к нему на постель:
— А чего это тебя так интересует?
— Интересует? Да брось ты! Я просто так спрашиваю… Ладно, забудь, а то еще скажешь, что я у тебя секреты выпытываю…
— Какие там секреты! Просто мы были вместе летом на отдыхе.
— В Югославии?
Я кивнула.
— Значит, ты тоже участвовала в конкурсе красоты?
— Нет, — засмеялась я. — Слишком самокритично себя оцениваю.
— Фигура у тебя что надо, — польстил он и обнял меня за плечи.
— Дорогой и многоуважаемый, — продолжала я валять дурака, — на таких конкурсах разве дело в фигуре? Знаешь, какие там фигуры у девочек были — настоящие секс-бомбы! Но Катрин получила от Бога еще кое-что.
— Интересно, и что же?
— Наверное, бросающуюся в глаза невинность, горделивую поступь и шарм, умение очаровывать каждого — и младенца, и старца. И потом, она знает английский, немецкий, русский, словом… — Я сделала паузу и с легкой иронией закончила: — … интеллектуалка.
Пустые чашки от кофе остались на столе, а мы очутились в Гонзиной постели, и он сделал мне признание, от которого я чуть не разнюнилась. Что я девчонка первый сорт, и он хотел бы встречаться со мною и в Праге. Я так расчувствовалась, что нежно поцеловала его в лобик, а он выложил насчет Катаржины, что, мол, всю эту поездку затеял из-за нее и залез в долги так, что до марта не расплатиться, но ничего, летом он пойдет работать в бригаду лесорубов и заработает кучу денег.
Я оставалась с ним до утра, мне и вправду было хорошо, так хорошо, как давно уже не было.