Конец мая
Шрифт:
Его белая футболка вся в крови, а лицо изуродовано до такой степени, что разобрать, кто это, не составляет возможным.
– Игнат! – в ужасе вскакиваю на ноги и подбегаю к окну, – Что там случилось?
Брат быстро подходит ко мне, и мы оба таращимся на улицу.
Я не могу рассмотреть, кто это, чтобы потом дать показания. Человек в белой футболке похож на нашего охранника, но он скрывается во дворах, и я в этом точно не уверена.
– Я пойду, посмотрю, – Игнат направляется к входной двери.
– Нет, –
– Что ты предлагаешь?
– Позвонить в полицию, – в воздухе висит напряжение, от которого у меня учащается пульс, – Это их работа.
– Серьезно? – прищурив карие глаза, он пристально смотрит на меня, – Отпусти, – уже мягче добавляет брат.
– И не подумаю.
– Вы сию же минуту уедете из города, – прерывает наш спор мама, она одета в черный спортивный костюм, на ногах кеды для бега, а волосы убраны в косичку, – Объезжайте большие города, скоро там станет опасно, не оставайтесь надолго в одном месте, слышите меня? Утром уходите.
В ее руках я замечаю огромную сумку, в которую она закидывает консервы и сухие завтраки, хранившиеся на полках кухни.
– Сделайте запасы воды и продовольствия, чтобы хватило на первое время. Вещи я вам уже собрала.
– Что? – восклицаем мы оба, – Что ты несешь, мам? – озвучивает мою мысль брат.
– Не время спорить, это уже началось.
Что началось?
Мамины глаза лихорадочно блестят, губы дрожат, когда она открывает рот. Я не понимаю, что с ней, она всегда в любой ситуации сохраняла спокойствие, этого требовала ее работа, а сейчас я вижу перед собой насмерть перепуганного человека.
– Так, стоп, мама,– я нервно смеюсь, – Ты перечитала триллеров на ночь.
Все мы знали о ее увлечении Питером Уоттсом, который был писателем и ученым одновременно. Думаю, этим он и привлек ее внимание. Его книги валялись по всему дому. Папа шутил, что нельзя быть одаренным в двух областях, а мама отвечала, что Питер неплохо с этим справляется.
Я усаживаюсь на диван, скрывая трясущиеся руки в карманах брюк.
– Из-за своей работы тебе начинает казаться то, чего нет, – шучу я.
Мой озадаченный взгляд ловит Игнат и кивает.
– Да, мама, я тоже так думаю, – соглашается он.
Но не это заставляет меня испуганно замереть, а сердце забиться громче. Я слышу громкий звук разбитого стекла. Мама кидается к лестнице и смотрит наверх.
– Они здесь, уходим, быстро, – мама берет в руки сумку и отдает ее брату, а сама бежит к барной стойке и хватает ключи от машины.
– Кто они? – спрашиваю я вслух, – Преступники?
– Ох, детка, если бы, – шепчет она, и я непонимающе моргаю.
Что здесь происходит?!
– Мам, ты меня пугаешь.
– Так и должно быть. Вам нужно выбираться отсюда.
Во рту у меня пересыхает, когда шорох наверху усиливается. В это самое мгновение я верю матери. Подсознательно я была готова к побегу, как только увидела окровавленного человека за окном.
Мы выбегаем на улицу, кругом ни души. Я никогда не слышала такой тишины, от которой закладывает уши и хочется кричать.
Здесь определенно чертовски, что-то не так.
Брат закидывает сумку в багажник, и садится за руль. Мое сердце колотится сильнее, я усаживаюсь рядом с ним, и пристегиваю ремень.
– Вы должны помнить всё, что я вам сказала, – мама закрывает дверцу, и отходит в сторону.
Я не могу поверить, что она решила остаться здесь.
Кто-то забрался в наш дом. Приличные с виду соседи только что прикончили человека!
– Мама… – дрожащим голосом говорю я, – … садись в машину! – я срываюсь на крик.
Игнат чертыхается и выходит на улицу.
– Я не могу, – мамин взгляд останавливается на втором этаже нашего дома, и меня прошибает липкий пот.
Там кто-то есть. И это не сон.
– Позаботьтесь друг о друге, – просит она, – Мы найдем вас с отцом, – обещает мама и смотрит на меня, – А теперь, уезжайте.
Истинный страх в ее глазах заставляет мой желудок сжаться. Она резко отворачивается и быстрым шагом возвращается в дом.
– Нет! – кричу я и уже собираюсь открыть дверь, но брат останавливает меня.
– Какого черта?! – шиплю я ему в лицо, – Отпусти!
– Смотри.
Поворачиваю голову.
На улицу выходят люди, и медленно двигаются в нашу сторону.
– Игнат… – я сглатываю, замечая, что у многих из них в руках оружие, вся одежда покрыта красными пятнами и вряд ли, это томатная паста.
Я бредила? Сошла с ума? Или у меня минутное помешательство?
Мы одновременно с братом выскакиваем из машины, и несемся обратно. Надо предупредить маму, и убираться отсюда…
Я нахожу ее первой.
Она лежит на кафельном полу, прямо в прихожей. Наверное, мама успела только войти в дом, как на нее напали. Ноги широко раскинуты, а руки прижаты к животу.
Она вся в крови.
– Мамочка?– я падаю на колени рядом с ней, и убираю с ее лица влажные волосы. Мои пальцы тут же становятся красными.
– Мам?! – опять повторяю я, но уже громче, но ее серые глаза все так же удивленно смотрят в потолок.
Она мертва?!
К горлу подкатывает тошнота.
– Боже мой… – Игнат опускается рядом со мной, и его загорелое лицо становится белым, как простыня, – Ева, вызывай скорую, – он убирает руки с ее живота, и я вижу глубокие колотые раны. Сквозь них просвечивают кишки, они похожи на обернутые в смолу, сосиски.