Конец мая
Шрифт:
– У тебя нашлась пара минут для обреченного? – я сажусь в кресло, и откидываюсь на мягкую спинку.
– Значит, ждать тебя сегодня бесполезно, – вместо ответа говорит Ай 1 .
– Похоже на то.
– Плохо, – я представляю, как она прикусывает нижнюю губу.
– Знаю.
Ай замолкает и в трубке слышится ее дыхание. Она была не прочь встречаться со мной. Это началось на первом курсе, именно тогда она выделила меня среди остальных студентов.
1
Ай – в переводе с якутского «любовь»
Красивая высокая брюнетка с экзотической внешностью, холеной кожей и длинными пальцами, ногти которых неизменно покрывал красный лак. Не буду лукавить, Ай привлекала меня, и я хотел оказаться с ней в одной постели.
Иногда я представляю, как ласкаю ее гибкое тело…
Даже сейчас от этих фантазий тяжелеет в паху. Но она была достойна большего, чем одной ночи в дешевом мотеле.
– Ты опять запаздываешь со сдачей дневников, – наконец, говорит Ай, – Имир 2 будет недоволен. Без обид.
2
Имир – в германо-скандинавской мифологии первое живое существо, великан, из которого создан был весь мир
Я смеюсь, когда напряжение между нами исчезает.
– Виновен, исправлюсь, – хотя сделать это будет непросто.
Ян Мандельштам, доктор медицинских наук. Ему дали такое прозвище из-за высокого роста и свирепого взгляда. Он отличался суровым нравом, находил повод придраться к студентам и завалить их на экзамене.
Один прогул был равен неделе отработок. Приходилось брать допуск и учиться с большим усердием.
– Да уж постарайся, – по ее голосу, я понимаю, что она улыбается.
Я совмещаю работу в магазине, и на стройке, практику и учебу в МГМУ 3 . Начиная с третьего курса, мне, как лучшему студенту, была начислена стипендия, которой едва хватает на жизнь.
«Ты слишком правильный», – любит повторять Ай, понятия не имея, что мне приходится платить за коммунальные счета из собственного кармана. Родителей мало беспокоит отключение электричества.
Но откуда ей было об этом знать, если компания ее семьи была лидером в области добычи алмазов. Как-то я услышал от одного из студентов, что все камни в ее кольцах – настоящие бриллианты…
3
МГМУ – Московский государственный медицинский университет
– Я сделаю ксерокопию сегодняшней лекции и отправлю тебе по электронке.
– Ай, ты просто моя спасительница… – и это правда, без нее я бы не смог учиться так, как учусь.
Может быть поэтому, мы до сих пор не переспали, а не из-за моих высоких принципов.
– Все, мне надо бежать, – в трубке раздаются короткие гудки.
Я кладу телефон на стол и встаю.
Нервным движением взъерошиваю волосы и до самого вечера принимаю заказы и обслуживаю немногочисленных покупателей.
Когда часы на стене показывали 22:00, я закрываю магазин. Город готовится ко сну, солнце уже садится, длинные тени опускаются на стены зданий, оранжевыми пятнами.
Я захожу в кафе, расположенное напротив нашего магазина и покупаю у немолодого таджика кофе.
– Ты сегодня поздно, – почти без акцента говорит он и улыбается.
– Работы навалилось, – я протягиваю ему деньги.
– По новостям крутят о погромах на улицах, – мужчина ставит на стол бумажный стакан, – Будь осторожнее, – его забота вызывает во мне неловкость, я просто пожимаю плечами и выхожу из кафе.
Я иду по проспекту, было тихо и пустынно, как-то по-особенному мрачно. Мне хочется быстрее добраться до дома. Я открываю машину и сажусь за руль, проверив, что дорога пуста, я трогаюсь с места.
В нашем городе всего сто двадцать пять тысяч жителей, вдоль извилистой дороги стоят старые дома, и бетонные заборы, из-за которых торчат самолетные хвосты. Обычный провинциальный город Подмосковья.
Я сворачиваю на неосвещенную дорогу. Отцовский старенький «Шевроле» подпрыгивает на каждой выбоине. Вокруг восьмиэтажной панельки разбросан мусор, огромная свалка в жилом секторе притягивает бездомных со всей округи. Один из них прямо сейчас копошится в куче, разгребает ее руками, и пытается найти что-нибудь съедобное. Стая собак разорвала пакет, и теперь растягивает содержимое по земле.
Подъехав к дому, я глушу мотор, но не спешу выходить. Неторопливо пью свой остывший кофе. Смяв бумажный стаканчик, выбрасываю его в мусорной бак и только потом направляюсь в сторону дома.
Дверь подъезда была сорвана с петель какими-то хулиганами, и кто-то прикрыл проем от ветра деревянной задвижкой. Я вхожу внутрь, разрисованные матерными надписями стены сразу бросаются в глаза. Железные перила погнуты, отсутствие поручней делают каждый подъём небезопасным, но это никого не волнует.
Споткнувшись о бутылку, я чертыхаюсь вполголоса и поднимаюсь на пятый этаж. Лифт не работает несколько месяцев. Воняет кошачьей мочой, и с каждым лестничным пролетом становится отчётливее. Я зажимаю нос рукой и, перешагивая через две ступеньки, быстро оказываюсь на шестом этаже.
Обтянутая тканью дверь выглядит потертой, местами обшивка оторвалась, из дыр торчит поролон. Из квартиры не доносится ни звука. Я осторожно переступаю порог и оказываюсь в темном коридоре. Тянусь к выключателю, раздается глухой щелчок, свет мигает и тут же гаснет.
Стараясь не шуметь, прохожу внутрь и прикрываю за собой дверь. Я бегло осматриваюсь: мамина обувь стоит на полке, отцовские ботинки валяются на полу, рядом со стопкой газет, пустые бутылки разбросаны по комнате. Я наклоняюсь и собираю их в пакет, намереваясь выбросить.
В воздухе витает запах перегара, застарелого пота и чего-то кислого. Я морщусь, никак не могу привыкнуть к этому. После ночных гуляний, родители обычно до вечера не поднимаются с дивана, но гостиная пуста.
Я спешу на кухню, и надеюсь найти их там. Но вижу только немытые с вечера тарелки, которые были неаккуратно сложены в раковину и пепельницу полную окурков. Пепел лежит небольшой горкой. Тараканы барахтаются в серой массе, и разносят её дальше. Рядом стоят бутылка недопитой водки и две рюмки.