Конец митьков
Шрифт:
Самым разумным было всех пристроить к своему бизнесу, к «Митькам». Впервые Татьяна Шагина выставилась с нами в начале 90-х, представила два — нью-йоркских, что ли? — пейзажа. Я деликатно, на ухо Мите высказался, что рановато Тане выставляться, не в зачет ей пойдет: дилетантские работы. Митя критически осмотрел картины, словно первый раз обратил на них внимание, и приободрил меня: «Это не важно. Зато фамилия громкая». С тех пор Таня, а чуть позже и дочь Иоанна участвовали в большинстве выставок «Митьков».
Например, прихожу в 2007 году во вторую ставку, Митя заводит меня в помещение, о котором я и не знал, где замечаю плакат выставки, о которой я и не слышал:
ЛЕГЕНДАРНЫЕ
Дмитрий Шагин
Татьяна Шагина
Иоанна Шагина
Владимир Шинкарев
Андрей Филиппов
Видимо, выставка ужористая, раз плакат напечатали, только спотыкается взгляд в этом списке «Митьков» новейшего образца на одном лишнем, и этот лишний не Фил — трезвый Фил ловко таскает и развешивает картины. Митя нашел верный способ стать лучшим художником группы: надо маленько подчистить ряды.
У Мити и Тани три дочери, три зятя, внучки. Приятно путешествовать с семьей, с почтительными зятьями, с минимальной челядью — достаточно одного-двух подсобных работников. Вполне представительный состав легендарных митьков, тем более Татьяна Шагина ныне указывается в числе «основателей группы художников „Митьки“». (Например, www.culture.pskov.ru «Митьки в Пскове: остановка по требованию», 06.10.2008 г.) К чему тут посторонние? Митя общителен, ему нужны товарищи, да, но какие? Хорошие. А нехорошие — нет, такие не нужны.
Неправдоподобно и даже забавно, но из двух ставок Митя не дал ни одной комнаты кому-либо из «Митьков». (Флоренский, казалось бы, отлично знаком с убеждениями Дмитрия Шагина, но и то был поражен. Следует заметить, что Флоренский, уйдя из группы, оставил за собой две комнаты в первой ставке на том основании, что это он, как-никак, пробил ее, да и договор об аренде он заключал. Не желая делить территорию с Митей, точнее, с Митиными зятьями, Флоренский пустил в свои две комнаты Иру Васильеву с Кузей и тем просто спас их, а себя в моих глазах полностью реабилитировал.) Видимо, Митя раздумывал, колебался, выделил было одну темную, без окон комнату митьковскому фотографу Диме Горячеву, но вскоре отобрал: темная комната нужна, чтобы там ванну поставить, да и с какой стати раздавать свои комнаты, превращать родную ставку в коммуналку?
Даже если абстрагироваться от примет митьковской культуры (фотопортрета губернатора в тельняшке, пингвина в тельняшке и т.д.), на субботних выставках в ставке было неуютно. Таня Шагина с напряженным, тревожным лицом выглядывала со своей половины, ожидая, когда посетители перестанут топтаться по коридору и выставочному залу. Хороших новых выставок почти не бывало, всё какая-то самодеятельность, вышивки, акварели внучки Рекшана, несколько выставок детей — Митя, чтобы зал не стоял пустым, был вынужден пускать людей, у которых не было шансов показать свои работы где-либо еще. Похвально, конечно... что тут скажешь, не будешь же вякать против детей. (Кстати, Аль Капоне в то самое время, когда по его приказу было убито более 400 человек, первым в США открыл сеть благотворительных столовых для безработных. Широк Аль Капоне, широк, впрочем, без сильных популистских жестов Аль Капоне так долго не продержался бы. А насчет «сравнивает Дмитрия Шагина с Аль Капоне» — общего ничего и нет, сравнение абсурдное. Митя категорически не способен приказать убить кого-либо, а тем более открыть на свои деньги благотворительную столовую.)
Митя не годится в кураторы. Мыслимое ли дело, чтобы он нашел какого-нибудь художника и пригласил выставиться, или предложил какое-нибудь дело (кроме резинового Д. Шагина и антигламурного саммита) ? Хотя бы просто активно участвовал в каком-нибудь деле? Для всех общих митьковских проектов — «Блоу-ап», «Архетипы», «Автопортреты» — Митя выполнял свою работу последним, под угрозой срыва проекта, или вообще не выполнял. Не смог нарисовать ни одной иллюстрации для «Красного Матроса», чем на годы застопорил издание некоторых ценных книг. Только для телевидения и сделает, что попросят, а так — нет, лежит, как морской котик, ждет телевидение.
Да я уже полностью махнул рукой на общее положение дел, состоять членом группы художников «Митьки» я мог только в том статусе, который Митя мне предлагал: на уровень пониже того, что Сапего называет «митьки низшего звена». Бороться за свой статус я не собирался, это было бы подобно борьбе с горой студня, с трясиной, с клубами болотной мошкары. У меня просто времени на такой подвиг не было. В ставке почти не бывал, картины свои забрал. Совместные с Митей интервью, как мы раньше любили, давать отказывался. На всякие церемонии награждения и восхваления «Митьков», даже если бы Митя меня позвал, не ходил. Странная позиция.
50. Последнее путешествие
Мне сейчас даже трудно понять почему, но последний год или два своего пребывания в группе я упорно напрашивался на неприятности, если куда звал Миша Сапего — ехал, почти на все мероприятия «Митьков» в провинции. Директор Сапего умел уговорить: «Ну что, Володя, не потянуло ли в дорогу? » Да и поехали, а то что, действительно, сижу в своей мастерской, как в глухом лесу. В сущности, я прощался с «Митьками» (как в повести Распутина «Прощание с Матерой»), хотел напоследок побыть с ними на относительно нейтральной территории.
В две последние поездки я брал с собой жену (мне хотелось ее отвлечь, у нас случилась в семье большая печаль по поводу, не имеющему касательства к описываемой истории), что не было какой-либо наглостью или пародией на поведение Мити: обе поездки были пониженной ужористости, брали всех. Ездило человек по пятнадцати митьков и их родственников. Очень хорошей была поездка в Боровичи, заключительная.
Мы жили в избах под Боровичами, в город ездили на автобусе приглашающей стороны. Жизнь напоминала мою геологическую молодость, а кстати, мне даже довелось работать геологом в тех местах, но теперь они казались прекраснее, — может, в молодости, когда кругом столько увлекательной ерунды, к красоте мира относишься более поверхностно. Ели в ночном холоде дымящиеся казенные пельмени, потом играли в карты, в жесточайшего «митьковского дурака». (Дмитрий Шагин требовал, чтобы всякую свободную минуту в поездках митьки тратили на эту игру. Многие даже приобрели прозвища, отражающие особенности игровой тактики, так Сапегу называли «красным нетопырем», а Кузю — «слепой яростью».) Бродили по усталой осенней траве, осматривали сельпо. Да и выставка получилась вполне приличная, много новых картин, без шутовства и митьковских олимпиад — но меня беспокоила одна забота.
Расклад был таков, прошу сосредоточиться: в четверг в 13 часов все мы должны были отбыть обратно на автобусе приглашающей стороны, автобус в этом случае приезжал в Петербург около 8 вечера. Мне с женой уже ровно в 7 вечера необходимо было быть в Петербурге (не стану описывать причину, но пренебречь ею было невозможно). Мы бы с ней никуда и не поехали, не будь я уверен в возвращении: организатор выставки, Сергей, на своей машине повезет нас в Петербург уже ранним утром.
За день до отъезда обнаружилось: Сергей не едет в Петербург. Я бросился на вокзал, затем на автовокзал города Боровичи: увы, не будет никакого транспорта ближайшие дни. Единственным сообщением с Петербургом будет автобус, возвращающий митьков, но автобус-то, чтоб его, запланирован прибыть только к 8 вечера!