Конец операции переход
Шрифт:
Потом всем погибшим награды посмертно дали, командиру корабля героя присвоили — а толку-то? Людей погубили, корабль потеряли. Зачем, спрашивается, мертвецам награды? На тот свет с собой забрать? Вот так и лишились мы тогда линейных кораблей на севере да в Атлантике.
На Тихом океане события развивались чуточку по другому. Флот там был помощнее, а линкоры — получше. Главное же, что «Гангут» был стелс-кораблем, то есть невидимым для радаров. Еще когда он был на стапелях, пока его строили, конструкторы смогли доказать, что резкое удорожание конструкции сторицей окупится во время войны. Пожалуй, это было то единственное, чего не хватало нашим линкорам. И это с лихвой окупило даже ослабление огневой мощи корабля. Чуть позже, перед самой войной, «Победу» модернизировали, пытаясь также сделать
В операциях флота «Гангут» долго играл роль «чертика из табакерки». Его включали в состав конвоев, в небольшие авианесущие соединения, в обеспечение десантных операций. Американский флот пытался перехватить русские корабли и нарывался на огонь его шестнадцатидюймовок. Представляешь, каково это было для их моряков — рассчитывать на безнаказанный растрел нескольких транспортов и внезапно увидеть перед собой бронированного монстра, в упор наводящего орудия? Многие просто сразу спускали флаги, не дожидаясь, пока их будут топить.
Погиб «Гангут» по глупости — разведка прошляпила вражескую эскадру. На караван вместо нескольких крейсеров налетели четыре новейших американских линкора в сопровождении двух десятков судов охранения. Сражение было тяжелейшим. Мы на «Громобое» подоспели в самый его разгар и успели даже потопить торпедами один крейсер прежде, чем нас начали глушить глубинными бомбами. Один из американских линкоров к тому моменту уже затонул. Второй взорвался на наших глазах — по-видимому, снаряд попал в пороховой погреб третьей башни. Во всяком случае, эпицентр взрыва был именно там. Корабль буквально раскололся пополам. Кормовая часть затонула почти сразу, как камень, а носовая часть, может, продержалась бы еще некоторое время на плаву, но потом взорвался боезапас второй башни — и все. Не стало ни корабля, ни двух тысяч человек экипажа.
А потом пришла очередь и «Гангута». К тому моменту у него действовала только одна башня и, по-видимому, были разрушены все радиолокационные системы. Еще хорошо, что бой шел на расстоянии прямой видимости. Это редкость в современном бою, но, тем не менее, это произошло. Капитан «Гангута» попытался прорваться. Это ему почти удалось, но тут у него рвануло прямо под винтами. Не знаю, была это торпеда или просто крупнокалиберный снаряд, но скорость корабля резко упала. Его догнали и расстреляли в упор. Подавили артиллерию и попытались захватить. После того, как замолчала последняя башня, подогнали крейсер и взяли «Гангут» на абордаж, но наши моряки, не долго думая, сами наваляли американцам и захватили их крейсер. Американцы сдуру подогнали еще один. Он пришвартовался к боргу только что захваченного крейсера и высадил десант. Получилась свалка с неясным исходом — наших было меньше, зато дрались они лучше. Тогда вмешался линкор «Алабама» — подошел и встал борт о борт с «Гангутом». На «Алабаме» было тысяча шестьсот моряков и четыреста морских пехотинцев, но об этом мы узнали уже потом. А в тот момент мы просто решили — все, конец кораблю. Приготовили торпедные аппараты — чтобы добить линкор. Самоубийство, конечно — уже подошли американские эсминцы в количестве десяти штук. Нас оставили в покое только потому, что решили — ушли мы или потоплены. Обнаружь мы себя — и кранты. Но тут с «Гангута» сигнал открытым текстом — «умираю, но не сдаюсь». И линкор взорвался. Экипаж, видимо, подорвал уцелевший боезапас. А потом взорвался и реактор — наши корабли, в отличие от американских, имели ядерные реакторы. Будь мы чуть ближе, нам пришел бы конец — или от ударной волны, или от излучения.
От «Гангута», «Алабамы» и тех двух крейсеров не осталось ровным счетом ничего. Остальным кораблям, оказавшимся поблизости, тоже досталось. Я не знаю, как у американцев, а у нас уцелели тогда только мы, два крейсера и эсминец, державшиеся в отдалении. Остальные корабли получили столь серьезные повреждения, что их пришлось затопить. Впрочем, я полагаю, у наших врагов были схожие проблемы. Во всяком случае, сражение закончилось само собой и уцелевшие расползлись по базам.
После того случая у нас остался только один линкор — «Победа». И он стал тем ужасом, который наши враги испытывали почти до конца войны. Грозный океанский рейдер, владыка морских путей — так называла его американская пресса. Он появлялся где хотел, топил, кого хотел и исчезал в небытие. Совсем недавно мне сообщили, что Гаранин знал о параллельных мирах и умел уводить в ваш мир свой корабль. Отсюда он совершал свои рейды. Мне сказали, что он пользовался моей базой, но я кое-что посчитал и оказалось, что некоторые его перемещения не соответствуют скорости его корабля. Либо он мог при нужде разгонять «Победу» минимум до сорока узлов, либо имеется вторая база, где-нибудь здесь, в Тихом океане. А может, и то, и другое. А может, был возможен переход еще в один параллельный мир. Кто знает? Боюсь даже предположить, на что было способно трио Гаранин-Вицкевич-«Победа». Возможно, мы никогда не узнаем, как все было на самом деле…
Так вот, теперь о случайностях. «Победа», благодаря своей вездесущести и неуязвимости, практически в одиночку сдерживала все попытки вражеского флота организовать более-менее сносное снабжение своих войск на нашем континенте. Всего два удачных удара позволили избежать высадки американских войск на Японские острова. А потом удача кончилась — во время одного такого рейда «Победа» попала под обстрел береговой батареи. Взрыв случайного снаряда смертельно ранил Гаранина, а кроме него никто уже не смог увести корабль из нашего мира — профессора Вицкевича на борту не было.
Потом «Победа» три месяца стояла во Владивостоке — никак не могли решить, кто же будет командовать этим кораблем. В конце концов, президент своим личным распоряжением назначил капитаном собственного племянника. И эта тварь… Этот кабинетный моряк посадил линкор на камни в первый же выход в море. А разведка у американцев поставлена была, как надо. Они почти сразу обнаружили «Победу» и атаковали обездвиженный линкор прежде, чем мы успели снять его с камней. Навстречу им вышел наш флот и получилось последнее крупное морское сражение той войны…
Волков вздохнул и вытер пот со лба. Джейн смотрела на него с приоткрытым от удивления ртом. Адмирал налил себе в стакан воды, залпом выпил и улыбнулся уголками рта:
— Вот так всегда и бывает. Хочешь знать, что было дальше?
— Да, конечно. Чем все это закончилось?
— А чем оно могла закончиться? — Волков пощелкал клавишами и на экране появилась немного размытое черно-белое изображение — явно любительская фотография. Черный, обгоревший остов, весь измятый и развороченный… — Вот так выглядела «Победа» после того сражения. Ее долбил практически весь американский флот — шесть линкоров, восемнадцать крейсеров, самолеты с четырех авианосцев. Это не считая эсминцев и прочей мелочи типа фрегатов — их артиллерия против брони нашего линкора ничего не стоит. Им противостояла обездвиженная «Победа», шесть крейсеров, два авианосца, самолеты с береговых аэродромов, эсминцы и несколько подводных лодок. Сражение было жестоким и кровавым и мы его выиграли. И проиграли.
— Но как такое возможно?
— Просто, девочка, очень просто. Мы уничтожили три линкора противника. Два авианосца были потоплены подводными лодками. Шесть крейсеров было потоплено, а два — захвачено. Но мы потеряли три крейсера и авианосец, это не считая эсминцев… Те два крейсера, которые мы захватили, годились только в металлолом. «Победа»… Ну, ты видела, во что превратился лучший в мире корабль. Вот так мы потеряли флот. Победа в сражении обернулась проигранной войной на море.
— И что же, вы больше не смогли сражаться?
— Почему не смогли? Наш флот действовал активно, даже очень. Мы сражались и побеждали еще не раз. У нас оставались еще и подводные лодки, и крупные надводные рейдеры. На счету «Громобоя», например, почти шестьдесят потопленных кораблей. Только вот противник ходил, в основном, конвоями, а их мы не могли громить, могли только пощипывать. У нас не было сил сражаться, когда противник выставлял против нас пару линкоров — им просто нечего было противопоставить. Про наступательные операции нам вообще и думать было нечего — защитить бы свои берега. Впрочем, нам не удалось даже этого.