Конец Осиного гнезда(изд.1960)-без илл.
Шрифт:
В тот же вечер, когда я уже собрался улечься в постель, меня пригласили к Гюберту. За его столом сидел жирный, с неподвижным, как у индийского божка, лицом Габиш, а Гюберт стоял у окна. Он, как всегда, казался холодным и бесстрастным, стоял, сложив руки на груди, молчал и даже не ответил на мое приветствие.
Я думал, что Габиш начнет разговор о Константине, но он заговорил не об этом. Сунув мне на этот раз свою пухлую, влажную руку, он пригласил меня сесть и опросил:
— Как ваши успехи?
Я коротко рассказал об учебе и о встрече с Доктором.
— Доктор говорил вам, с какой заданий ви будет ехать обратно домой?
Я кивнул.
— Ви будет самостоятельно работайт и имейт дел только с Доктор. Ясно?
— Вполне, - ответил я.
— Для Брызгалоф ви повезет раций, но лично с ним не встречайт. Рацию ви передайт господину Саврасоф, а он даст ее Брызгалоф. И Саврасоф пусть устраивайт Брызгалоф работа. У вас будет другой большой дел. Ви будет работайт так, как работайт немец и как не умеет русский. И ви будет получать большой деньги.
При этих словах я осклабился и поклонился.
Габиш сказал, что под моим началом будет несколько железнодорожников, проверенных на деле. Но ограничиваться этими людьми не следует. Я должен позаботиться о приобретении новых агентов, способных выполнять задания германской разведки. Моя задача - организовать непрерывные систематические диверсии на железнодорожном транспорте, выводить из строя ближайшие к фронту узлы, мосты, водокачки, депо, поворотные круги, стрелки, систему светоблокировки, подвижной состав. Особенно важно создавать "пробки" на узловых станциях.
— Ви должен создавайт массовой диверсионный аппарат, - подвел итог полковник Габиш.
– Вам будет помогайт Доктор. Саврасоф надо забывайт, Брызгалоф тоже.
Я заявил, что буду только рад забыть Брызгалова, и поинтересовался, через кого придется мне поддерживать связь с Опытной станцией.
— И через Доктора, и через радиста, - сказал Гюберт.
— Я, я, рихтиг, правильно, - подтвердил Габиш.
– Через Доктор ви даете отчет вся диверсионный работа, а через радиста будет передавайт разведывательный информацию.
— Следовательно, вы дадите мне радиста?
— Да, - твердо ответил Гюберт.
— Радист уже есть, - добавил Габиш.
– Радист там, ваша сторона. Он ожидайт ваш приезд.
У меня мелькнула догадка, что речь, вероятно, идет о радисте Куркове, связь с которым прервалась.
— Но ми с вами будем еще иметь беседа, - предупредил Габиш, вынул из кармана большой платок, вытер им кончик своего массивного носа и поинтересовался: - Ви курсе событий, происходящий на фронт?
— Примерно, - ответил я.
— Мы у него в комнате поставили приемник, - вставил Гюберт.
— Очень хорошо!
– одобрил полковник.
–
— Я понимаю. Война есть война.
— И очень правильно. Котел Сталинград - блеф. Ми будем Москва. Это тактик фюрер… - Он помолчал и спросил: - Что было у вас с Константин?
Я рассказал буквально то же, о чем доложил Гюберту, то есть, что Константин показался мне подозрительным.
И тут Габиш, подобно Гюберту, пустился на хитрость:
— Ви его встречайт в город?
— Нет, не встречал… - Я хотел было добавить, что встречал Проскурова, но, перехватив предупреждающий взгляд Гюберта, умолк.
— Тогда все есть ерунда, - подвел итог Габиш.
– Ми будем проверяйт Константин. Ми не допускайт его учеба. Ви делает…
Габиш вдруг замолк и прислушался. Лицо его исказилось, стало каким-то жалким, беспомощным. Снаружи явственно доносился рокот самолетов, нарастающий, мощный.
— Давайт смотреть воздух, - предложил Габиш и с быстротой, не свойственной его чину и комплекции, выскочил из-за стола.
Гюберт подал ему шинель, оделся сам.
Рокот приближался, ширился, нарастал, и уже тоненько тренькали стекла в окнах.
Во дворе Опытной станции толклись почти все ее обитатели. Я увидел Шнабеля, Рауха, Венцеля, Похитуна, повара, солдат.
Стаяла тихая безветренная ночь, и в тугом, промороженном воздухе, точно шум мощного прибоя, то замирая, то усиливаясь, наплывал рокот моторов. Но в бездонном небесном океане, кроме мерцающих звезд, ничего нельзя было увидеть.
С северо-востока шли тяжелые советские бомбардировщики. Это было понятно по звуку моторов. Это было ясно и мне, и всем обитателям станции.
Однако Габиш, стоявший на крылечке дома, счел нужным сказать:
— Наши идут с бомбежка.
Он сказал это, поправил нервным жестом меховой воротник шинели и начал растирать рукой замерзающие щеки.
Гюберт громко скомандовал по-немецки:
— Выключить движок!
— Гут!
– тихо одобрил Габиш.
Среди обитателей станции произошло движение, кто-то побежал в помещение электростанции, и через несколько секунд монотонный стук движка умолк.
Самолеты плыли над нами.
Гюберт сошел с крыльца и остановился посередине двора. Его окружили Шнабель, Раух, Венцель. Я остался рядом с полковником Габишем.
В небе вспыхнули стремительные лучи прожекторов, и тут же затявкали автоматические зенитки. Над городом и южнее его вспыхнули две огромные "люстры". Стало светло, как днем. Я отчетливо увидел каждое поленце дров, сложенных под навесом, ручку на дверях бани, провисающие от снега провода антенны, шевроны на шинелях Гюберта и Шнабеля, каждую морщину на лице Габиша.