Конец парада. Том 2. И больше никаких парадов

Мэдокс Форд Мэдокс

На этот раз он твердо взял Титженса под локоток и повел к ответвлению от дороги, уходившему влево за пределы лагеря. Но поскольку тот уверенно шагал вперед, им пришлось тесно прижаться друг к другу.

– По сути, мой дорогой друг, – сказал полковник, – Кэмпи до такой степени лезет из кожи вон, чтобы возглавить действующую армию, хотя в нем есть необходимость и здесь, что мы в любой момент можем получить приказ паковать чемоданы… А Нанетта в этом усматривает повод для того, чтобы…

– А что тогда делаю я во всем этом спектакле? – спросил Титженс.

Но Левин блаженно продолжал:

– По факту, я практически вырвал у нее обещание, что через неделю… или через две… она… черт… в общем, назначит радостную дату.

– Вы отлично поохотились!.. Великолепно… Чисто в викторианском стиле!

– Так оно и есть, черт побери! – решительно

воскликнул полковник. – Я и сам то же самое говорю… Ни дать ни взять, эпоха королевы Виктории… Все эти брачные приготовления… Слушайте, а что такое Droits du Seigneur? [4] Добавьте сюда нотариусов… Плюс графа, у которого по этому поводу тоже есть свои соображения… А еще маркиза, двух знатных престарелых тетушек и… Но… опля!.. На следующей неделе… или хотя бы через две…

4

Право первой ночи, в соответствии с которым при женитьбе вассала господин получал возможность первым провести ночь с его молодой женой (франц.).

Большим пальцем облаченной в перчатку правой руки Левин изобразил в воздухе стремительный пируэт, но уже в следующий миг осекся и упал духом.

– По крайней мере, так все выглядело еще в обед… – продолжал он без всякой решимости в голосе… – А потом… Потом кое-что произошло…

– Вас застукали в постели с красоткой из Вспомогательного женского батальона? – спросил Титженс.

– Нет… – пробормотал полковник. – Не в постели… и не с девушкой из Вспомогательного женского батальона… А на железнодорожной станции, будь она проклята… И с… Генерал послал меня ее встретить… А Нанни, как назло, в этот самый момент отправилась проводить свою бабушку-герцогиню… Знали бы вы, какой головокружительный она мне устроила разнос…

В душе Титженса всколыхнулась холодная ярость.

– Так, значит, вы вытащили меня сюда из-за вашей очередной идиотской до непристойности размолвки с мисс де Байи! – воскликнул он. – А как насчет того, чтобы прогуляться со мной до штаба базы? Вас наверняка уже ждет там приказ, не подлежащий никакому обсуждению. Мне от саперов телефона не дождаться, так что придется напоследок заглянуть туда…

В этот момент его охватило неистовое желание оказаться в какой-нибудь теплой дежурке, обогреваемой буржуйкой и озаренной электрическим светом, с кадровыми младшими капралами, склонившимися над ворохом бумаг на фоне стеллажа с множеством отделений, набитых рапортами на голубой и темно-желтой бумаге. Там можно сосредоточиться и ощутить в душе покой. Странное дело, он, Кристофер Титженс из Гроуби, мог избавиться от напряжения и почувствовать внутри хоть какое-то удовлетворение только в канцелярии. И больше нигде на всем белом свете… Но почему? Вот странно…

Хотя в действительности, нет. Если вдуматься, то это был вопрос неизбежного отбора. На службу в канцелярию младшего капрала зачисляли в результате отбора за каллиграфический почерк, за умение производить элементарные арифметические действия и ориентироваться в потоке бесчисленных донесений и цифр, за способность не подвести в трудную минуту. За это его на какой-то волосок приподнимали в чине над рядовыми. Но для него этот волосок означал пропасть между жизнью и смертью. При малейшем подозрении, что на него нельзя положиться, он отправлялся обратно выполнять свой долг! А пока демонстрировал свою благонадежность, спал под столом в теплой комнате, сложив в стоящий рядом ящик из-под мясных консервов туалетные принадлежности, а на плитке, в которой никогда не гас огонь, ради него исходил паром походный котелок с чаем… Рай!.. Хотя нет, рай только в понимании рядового и сержантского состава!.. В час ночи младшего капрала могли разбудить. Где-то далеко, за много миль от него, враг мог перейти в наступление… Тогда младший капрал выбирался из-под одеял под столом, видя перед собой ноги офицеров и сержантов, снующих во всех направлениях под адский аккомпанемент разрывающегося телефона… Ему приходилось множить на пишущей машинке бесчисленные короткие приказы… Подниматься в час ночи – занятие скучное, но и не лишенное волнения: враг воздвиг перед деревней Дранутр огромную дамбу, и на помощь бросили всю Девятнадцатую дивизию, двинувшуюся по дороге Байель – Ньепп. На тот случай, если…

Титженс

подумал об уснувшей в это время армии… Об этой захолустной деревушке под бледной луной, выпирающей теперь брезентовыми боками и зиявшей целлулоидными окнами, о палатках, в каждую из которых набивалось по сорок человек… И эта дремлющая Аркадия была только одной из многих… Сколько же их таких всего? Тридцать семь тысяч пятьсот для полутора миллионов человек… Хотя на этой базе, по-видимому, их было больше… А вокруг уснувших Аркадий девственно брезжили палатки… В каждой по четырнадцать человек… Всего миллион… В целом семьдесят одна тысяча четыреста двадцать одна палатка… Около полутора сотен баз по подготовке пехотинцев, кавалеристов и военных инженеров… Склады для снабжения пехоты, кавалерии, саперов, артиллеристов, авиаторов, бойцов противовоздушной обороны, телефонистов, ветеринаров, фельдшеров по мозолям, тыловиков, офицеров голубиной почты, женщин из Вспомогательных женских батальонов и Отрядов добровольческой помощи – это же надо было придумать такое название! – столовых, обслуги палаток для отдыха, инспекторов по надзору за состоянием казарм, протестантских и католических священников, раввинов, мормонских епископов, браминов, лам, имамов, ну и, разумеется, жрецов фанти для подразделений из Африки. И все они во всем зависели от младших капралов в канцеляриях, неустанно заботящихся об их спасении как на этом свете, так и на том… Ведь стоило младшему капралу ошибиться и отправить католического священника в Ольстерский полк, как его непременно бы линчевали, после чего и он, и его мучители дружно отправились бы в ад. А из-за тугого на ухо телефониста или каприза пишущей машинки дивизию могли в час ночи отправить не в Данутр, а в Вестутр, обрекая на погибель шестьсот – семьсот человек, спасти которых после этого мог бы разве что Королевский военно-морской флот…

Впрочем, в конечном счете весь этот клубок, к всеобщему удовлетворению, все же распутывался: колонны пополнения выступали в поход, напоминая змею, извивавшуюся кольцами разношерстных подразделений и скользившую брюхом по раскисшей грязи; раввины отыскивали умирающих иудеев, чтобы в последний раз совершить над ними обряд; ветеринары – искалеченных мулов, женщины из отрядов добровольческой помощи – солдат с вывороченными челюстями и оторванными руками, повара с их полевыми кухнями – мороженую говядину, фельдшеры – вросшие в пальцы на ногах мозоли, дантисты – гнилые коренные зубы, морские гаубицы – объекты врага, замаскированные в живописных, лесистых лощинах… Каким-то непонятным образом каждый получал, что хотел, вплоть до банок с клубничным джемом, да сразу целыми дюжинами!

Так что если строевой младший капрал, жизнь которого висела буквально на волоске, совершал описку и ошибался на дюжину банок джема, его возвращали обратно в строй исполнять долг… Обратно к примерзающей к рукам винтовке, к залитой жидкой грязью земле под ногами, к отчаянному чавканью ног на марше, к пейзажам, утыканным силуэтами колоколен разбитых церквей, к непрекращающемуся гулу аэропланов, к лабиринтам дощатых настилов на бескрайних просторах раскисшей земли, превратившейся в топь, к неунывающему юмору кокни, к огромным артиллерийским снарядам с надписью «Привет любимому Вилли» на боках… Обратно к ангелу с пылающим мечом, к его темной стороне… Так что в целом дела шли вполне удовлетворительно…

Титженс настойчиво вел Левина между временных домиков и палаток к штабной столовой; их шаги хрустели по подмерзшему гравию. Полковник немного от него отставал – ему, стройному и легкому, было трудно идти по скользкой поверхности, тем более что подошвы его элегантных сапог не были подбиты подковками. Он хранил полное молчание. Что бы ему ни хотелось сказать, он никак не мог перейти к делу. Что, впрочем, не помешало ему произнести:

– Удивляюсь, как вы еще не написали рапорт о возвращении в строй… в ваш батальон. Я бы на вашем месте сделал это с превеликой радостью.

– Почему это? – спросил Титженс. – Уж не потому ли, что на моей совести гибель человека?.. Так сегодня ночью погиб не он один, а, должно быть, с дюжину.

– Скорее всего, больше, – ответил собеседник, – сегодня сбили наш собственный аэроплан… Но дело не в этом… Боже, да будь оно все проклято!.. Послушайте, может, мы все-таки прогуляемся в противоположную сторону?.. Я глубоко вас уважаю… кто бы что ни говорил… потому что вы, как личность… Словом, вы человек умный…

Его слова навели Титженса на мысль об одной весьма милой стороне воинского этикета.