Конец парада. Том 2. И больше никаких парадов
Шрифт:
– Сержант-майор Леду сказал, что они были как стадо баранов, бросившихся в панике спасаться бегством на реке… на реке… В общем, на какой-то там реке в его родных краях… И остановить их, сэр, оказалось невозможно. Для них это был первый германский налет… А сегодня ночью, сэр, их отправят на передовую.
– Сегодня ночью?! – воскликнул Титженс. – Накануне Рождества?!
– Не повезло парням! – вздохнул сержант-майор и уставился куда-то вдаль. А после паузы добавил: – Мне недавно рассказали забавную шутку: в каком случае король отдает честь рядовому, а тот его даже не замечает? Правильный ответ таков: когда солдат мертв… Но представьте себе, сэр, что вы ведете свою роту на передовую, однако вдруг передумываете и решаете не бросать ее в бой, хотя при этом не знаете ни одной предусмотренной уставом команды, чтобы солдат развернуть. Как бы вы, сэр, в такой ситуации поступили?.. Вам необходимо вывести роту из-под удара, но приказывать
Титженс оторвал взгляд от идиллического пейзажа:
– Полагаю, канадский сержант-майор и лейтенант Хочкисс в настоящий момент делают все возможное, чтобы вернуть обратно своих людей.
С этими словами он вернулся в хибару.
Из-за фантастически яркого света фонаря-«молнии» со стороны казалось, что капитан Макензи барахтается в бурунах разложенных перед ним на столе бумаг, так и норовивших свернуться в трубочку.
– И вот всю эту писанину, – пробурчал он, – все штабы, взятые вместе, вышвыривают в наш ужасный мир.
– Что это вы там разглядываете? – весело спросил Титженс.
На столе было много чего: ответы на их запросы, приказы из штаба гарнизона, приказы по дивизии, приказы по линиям связи, полдюжины сообщений из комитета по бытовому обеспечению личного состава. Все ясно как дважды два четыре. А еще грозящее самой страшной карой сообщение, поступившее из Первой армии и переданное штабом гарнизона, что пополнение по состоянию на позавчерашний день до Азбрука так и не дошло.
– Вот что, – сказал Титженс, – вежливо ответьте им в том смысле, что у нас приказ не отправлять новобранцев, не пополнив их четырьмя сотнями солдат Канадских железнодорожных войск – парней, щеголяющих в подбитых мехом капюшонах. А те сегодня в пять часов дня только выступили в нашу сторону, причем без одеял и сопроводительных бумаг. И если уж на то пошло, то без документов вообще.
Мрачнея все больше и больше, Макензи изучал коротенькое сообщение, написанное на темно-желтой бумаге.
– А вот это, похоже, вам лично, – сказал он, – никак иначе я подобные послания трактовать не могу, хотя пометки «лично» здесь нет.
С этими словами Макензи швырнул бумагу через весь стол Титженсу, который, взяв ее, грузно опустился на ящик из-под мясных консервов. Сначала прочел на ней инициалы и подпись: «Э. К. Дж.». И сразу дальше: «Ради бога, велите вашей жене оставить меня в покое. Я не потерплю, чтобы рядом с моим штабом вертелись юбки. От вас у меня больше головной боли, чем от всего остального командного состава, вместе взятого».
Титженс застонал и еще глубже осел на ящике из-под консервов. Ему на затылок с нависавшей над головой ветки будто прыгнул невидимый дикий зверь, о существовании которого он даже не подозревал.
– Старший сержант Морган и младший капрал Тренч обязали нас, явившись сюда из канцелярии учебной части, помочь разобраться с бумагами новобранцев, – произнес стоявший рядом с ним сержант-майор, демонстрируя восхитительные манеры дворецкого. – Сэр, почему бы вам вместе со вторым офицером не пойти и не съесть что-нибудь на ужин? Полковник с капелланом только что отправились в клуб-столовую, а я предупредил тамошний персонал, чтобы для вас приберегли горячее… С бумагами и Морган и Тренч управляются хорошо, поэтому солдатские книжки мы сможем прислать вам прямо туда, чтобы вы подписали их, не вставая из-за стола…
Такая заботливость со стороны сержант-майора, больше подобающая женщинам, стала последней каплей и так взбесила Титженса, что у него потемнело в глазах. Он велел сержант-майору проваливать в ад, потому как у него самого не было ни малейшего намерения покидать палатку до тех пор, пока не выступит в путь пополнение. А капитан Макензи мог поступать, как душе угодно. Сержант-майор сказал капитану Макензи, что капитан Титженс возится со своим не приученным к дисциплине войском, как адъютант из Колдстримского гвардейского полка, набирающий новобранцев в Челси. На что капитан Макензи ответил, что по этой самой причине им, черт возьми, на подготовку солдат уходит на четыре дня меньше, чем любому другому подразделению, обучающему пехотинцев, на всей этой базе. Потом неохотно добавил, что слишком разговорился, и опять склонился над бумагами. Палатка перед глазами Титженса медленно двигалась вверх-вниз. Его будто саданули кулаком под дых.
Именно так с ним всегда случался шок. Он приказал себе ради бога взять себя в руки, отяжелевшими
и так далее.
Потом обратился к Макензи и резко бросил:
– Послушайте, вы знаете, что такое «сонет»? Дайте-ка мне для него несколько рифм. Вот по этой схеме. – Что такое сонет, мне, разумеется, известно, – недовольно проворчал Макензи. – Решили поиграть?
– Дайте мне четырнадцать конечных рифм, и я напишу под них строки, не потратив на это и двух с половиной минут.
– Тогда я, когда у вас все будет готово, выдам то же самое, только латинским гекзаметром и за три минуты. Нет, меньше чем за три.
Они напоминали собой двух человек, осыпавших друг друга смертельными оскорблениями. В представлении Титженса по палатке будто дефилировала, наворачивая круг за кругом, заколдованная кошка. Он думал, что расстался с женой. И ничего не слышал о ней с тех пор, как несколько месяцев назад, показавшихся ему вечностью, Сильвия уехала из их квартиры в четыре часа утра, в тот самый момент, когда в тусклых рассветных лучах едва замаячили дымоходы на расположенных напротив домах в георгианском стиле. В полной тишине Титженс услышал голос жены, когда она совершенно отчетливо сказала шоферу: «Паддингтон», – а уже в следующее мгновение вокруг гостиницы хором защебетали воробьи… Титженсу в голову вдруг пришла чудовищная мысль, что слово «Паддингтон» произнесла не жена, а ее служанка… Он принадлежал к числу тех людей, кто в жизни во многом руководствовался правилами поведения. Одно из них гласило: «В тот момент, когда тебя постиг шок, никогда не думай о том, что его вызвало». В такие минуты мозг приобретал чрезмерную чувствительность, а факторы, провоцирующие потрясение, следует обдумывать со всем тщанием. К тому же слишком ранимый мозг приходит к выводам, превосходящим всякую меру.
– Ну что, не придумали еще рифмы? – крикнул Титженс Макензи. – Будь оно все проклято!
– Нет, не придумал, – агрессивно проворчал тот. – Легче написать сам сонет, чем сочинить к нему рифмы… смерть, мука, скука, круговерть…
И Макензи на миг умолк.
– Пустырь, земля, угля, немтырь… – презрительно молвил Титженс. – Вам, барышням из Оксфорда, нравятся такие рифмы… Давайте дальше… Что это?
У застеленного одеялом стола стоял неопределенного возраста офицер, в котором не было ровным счетом ничего от военной косточки. Титженс пожалел, что так резко с ним заговорил. У него была гротескная, жидкая седая бороденка. И самые что ни на есть белые бакенбарды, которые он наверняка отращивал с первого дня своего пребывания в армии, да так с ними все это время и прослужил, потому как ни один офицер старше его по чину, пусть даже и фельдмаршал, не набрался бы смелости велеть ему их сбрить! Они придавали ему некоторую пафосность. Сей субъект, больше похожий на привидение, извинялся за то, что не смог удержать новобранцев в узде, смиренно прося вышестоящего начальника заметить, что у солдат этих колониальных войск нет даже малейших представлений о дисциплине. Ну ни капельки. Титженс обратил внимание, что на правой руке офицера, в том месте, где обычно полагается ставить отметки о прививках, у него красовался голубой крест. И представил, в каком тоне с этим героем говорили канадцы… Сам герой в этот момент заговорил о майоре Корнуоллисе из Королевской службы тылового обеспечения.
– А что, майор Корнуоллис служит в тыловом обеспечении? Боже правый!
На что герой слабо запротестовал:
– В Королевском тыловом обеспечении.
– Ну да, ну да, – добродушно согласился Титженс, – в Королевской службе тылового обеспечения.
До этой минуты его разум по вполне очевидным причинам считал, что оброненное женой «Паддингтон» окончательно провело между их жизнями границу… Он представлял себе, как Сильвия, подобно Эвридике, высокая, но слабая и бледная, все больше погружается во мрак… «Che faro senz’ Eurydice?» [3] – напел он себе под нос. Бред какой-то! Причем это слово, конечно же, могла запросто произнести ее служанка… У той тоже на удивление звонкий голосок. Так что мистическое слово «Паддингтон» вполне могло не иметь ничего общего с символом, а у миссис Сильвии Титженс, никакой не бледной и уж тем более не слабой, в этот самый момент имелись все возможности изображать из себя сущего дьявола и играть в ее любимые игры с половиной высшего командного состава на просторах от Уайтхолла до Аляски.
3
«Что мне делать без Эвридики?» (итал.) – строка из оперы К. В. Глюка «Орфей и Эвридика».