Конец пути
Шрифт:
– Я вроде как собирался съездить вечером в Балтимор, туда-сюда. Тут, знаете, дело одно подвернулось.
– А может, вы просто не хотите к нам зайти? Ну, скажите честно; мы же ничем друг другу не обязаны. – Это жены у них так разговаривают? – Чего вы боитесь да плевать мы хотели, если имели вдруг несчастье вам не глянуться.
Пойманный flagrante delicto (на месте преступления (лат.).), я покраснел, а потом меня бросило в пот. Если женщина оседлает эту тварь по имени честность – да что же это получится? От меня ждали ответа: я слышал, как жена Джо Моргана дышит в мое обнаженное ухо.
Я
Ну вот, волшебство разрушено, и я прекрасно знал, что слушать еще раз Глиэра с его "Ильей Муромцем" – только хуже будет. Он, Глиэр, как шампанское, добавишь его в "Коллинз" (Коктейль из чего-нибудь крепкого плюс лимонный сок, сахар и лед.), и коктейль заиграет, но это же не водка; шутки там, ушли-пришли, с моими маниями так нельзя. А мне теперь не просто было жаль, что все пропало, мне теперь было плохо.
И обидно! Коли склад у вас маниакально-депрессивный, вас нетрудно будет утешить – если, конечно, мания у вас настоящая, без дураков; но что касается меня, я был человек умеренно-депрессивный: вроде колонки с одним динамиком, сплошь низы и никаких верхов. То есть низы мои были воистину низами, а вот верхи – ни то ни се, в среднем регистре. А потому, если меня посещала настоящая мания, я нянчил ее как ребенка, и горе тому, кто испортит мне праздник! Это с одной стороны. С другой, я не люблю, когда меня тычут носом в мое единожды солгавши, да еще женщины. Да, я не эталон правдивости, но разве в этом дело? Господи ты боже мой, Морганы, мир не настолько прост!
Пока я одевался, телефон опять принялся трезвонить, да так настойчиво, что я сразу понял: на том конце провода миссис Морган. Момент был самый пикантный (я как раз натягивал брюки), и я бы с удовольствием подставил этому Диогену в юбке для диалога свою голую задницу, да вот незадача, упустил момент. Ренни, девочка моя, сказал я сам себе, меня нет дома; будь довольна, что я не совершил распутных действий в отношении милого твоего голоска за то, что ты испортила мою детскую радость. Вешай трубку, герл-скаут: твоя добыча сделала от тебя ноги.
Тем же утром, чуть позже, я проехал тридцать миль, отделявшие Вайкомико от Оушн-Сити, чтобы поджарить мою меланхолию на солнышке и замариновать в океане. Но от тепла и света она, напротив, только расцвела. Пляж был занят мириадами человеческих существ, и мне, как выяснилось, они были решительно неприятны; в иное время они вполне могли показаться гротескными и даже милыми, вроде этой моей новой мебели, но день был явно неподходящий, и они меня просто раздражали. К тому же, может, просто оттого, что я приехал среди недели, на всем этом пляже не было ни единой девчонки, ради которой стоило бы нести обычную необходимую для съема чушь. Сплошной лесоповал: ноги, изуродованные после родов; вислые груди, дряблые животы, изношенные лица; крысиное гнездо мерзких каких-то детишек, в равной степени придурковатых и несносных. Трудно сыскать зрелище более отвратительное, чем пляжная публика, если ты сам не в соответствующем расположении духа.
Достигнув точки насыщения – а произошло это часов около трех дня, – я смыл с себя песок и направился
Женщина лет сорока – неплохо сохранившаяся, но все ж таки лет сорока, – чья машина была припаркована прямо перед моей собственной, с безнадежностью во взоре дергала за ручку дверцы: я как раз подошел. Она была не толстая, с не слишком большой грудью, загорелая, и ничего экстраординарного в ней не наблюдалось. Я утратил вкус к дичи и прошел мимо.
– Прошу прощения, сэр, вы не могли бы мне помочь?
Я обернулся и уставился на нее. В свою классическую просьбу она вложила максимум очарования, но под моим взглядом сразу сникла.
– Я вам, наверно, покажусь ужасно глупой – я захлопнула в машине ключи.
– Я не умею взламывать замки.
– Да что вы, я вовсе не об этом! Я живу в мотеле, прямо за мостом. Вот я и подумала, может, вы меня подбросите, если вам, конечно, по дороге. У меня запасной ключ есть, в чемодане.
Стрельба по птицам, которые прилетают и садятся вам на кончик ствола, конечно, не самый правильный вид спорта, но покажите мне охотника, который хотя бы раз в жизни от этого удержался.
– Хорошо.
Шарма во всей этой ситуации было ноль целых хрен десятых, и пока я вез мисс Пегги Ранкин (звали ее так) через мост из Оушн-Сити на большую землю, я еще и несколько смешался вдобавок, позволив себе мысль, что она подобной суровой оценки, скорее всего, не заслуживает. Она оказалась весьма неглупа, и, будь я ее муж, я бы непременно гордился тем, что моя жена и в сорок лет сохранила стройность тела и живость духа. Но я не был ее мужем, а потому гордиться мне было нечем: она была сорокалетняя дамочка под съем, и нужно ой как много, чтобы таким определением тебя не придавило.
Мисс Ранкин трещала без умолку всю дорогу до мотеля, а я честно не слышал ни слова. Что для меня необычно, ибо, хоть я и восхищался всегда способностью уходить в себя и не возвращаться, я, как правило, слишком сильно завязан на всем, что меня окружает, чтобы у меня у самого такое получалось. Очко не в пользу мисс Ранкин.
– Вот здесь, – сказала она наконец, тыча пальчиком не то в "Прибрежный", не то в "Приморский" или еще какой-то в том же духе мотель у обочины дороги. Я свернул на подъездную дорожку и припарковался. – Так мило с вашей стороны, что вы и в самом деле согласились мне помочь. Большое вам спасибо. – И она выпорхнула из машины.