Конец Сезона Ураганов
Шрифт:
Я не знала сколько прошло времени. Кажется, была зима… потом потеплело и у меня появилось больше работы. Все слуги и ученики работали, не покладая рук: ухаживали за садом и огородом, чистили котлы и сковородки, перебирали крупы, мыли окна и натирали полы. Но Крейтервейс редко бывала довольна – она постоянно бранила их за нерадивость. Гладкие зеркальные полы нужны были для того, чтобы непрошеные гости не смогли пройти в дом – они подскальзывались и падали со страшным грохотом, а на шум обычно выбегали слуги. Вообще, вся эта роскошь – хрустальные люстры, огромные окна, мебель с темно-красной бархатной обивкой – нужна была Крейтервейс для того, чтобы сбить непрошенного гостя с толку. Он входил в ветхий домишко, а попадал в парадный зал, разевал рот, потом падал, не сумев сделать и нескольких шагов. Кроме этого зала и ее личного кабинета-кухни, была еще одна большая кухня – там работали слуги и ученики. Спали они на чердаке. А сама колдунья спала в маленькой каморке
Каждый вечер она купалась в большом котле – он стоял в саду. Для ее омовения слуги собирали дождевую воду, потом кипятили в большой кастрюле сухие лепестки луговых цветов и трав и вливали в котел. Ела колдунья только то, что готовила сама. Но заготовки для блюд позволяла делать ученикам. При лунном свете они перемалывали тщательно перебранное зерно на ручной мельнице, добавляли цветочную пыльцу и родниковую воду, замешивали тесто и пекли тонкие лепешки. Еще они смешивали семь семян: мак, кунжут – черный и белый, заморский шалфей, а с ними тыквенные, подсолнечные, льняные и конопляные семечки, добавляли дикий мед, все перемешивали и подавали колдунье. Она ела это, запивая отваром плодов дикой розы. Каждый день они чистили горки овощей – лук, морковь и репу, рубили капусту и лущили фасоль. А она варила из этого густые супы, добавляя туда целые пучки зелени со своего огорода и лесные грибы. Раньше, как сказали мне слуги, колдунья доверяла готовить все от начала до конца одному ученику. Но он сбежал несколько лет назад, и она до сих пор не нашла ему замену.
Носила Крейтервейс очень старую одежду, потертую, с прорехами. Впрочем, иногда она наряжалась: слуги несли ей бархатное платье, шляпу, украшенную перьями и изящные башмачки с серебряными пряжками. Переодеваясь, она обычно кряхтела, ворчала и кляла придворный этикет. Когда она исчезала из дому надолго, слуги и ученики радовались временной свободе – катались в своих башмаках-скорлупках по зеркальному полу, пели и танцевали.
Внешность ее могла меняться в течение дня несколько раз. Когда она уходила из дому в нарядном платье, то обычно выглядела статной дамой не старше двадцати пяти. А когда колдовала на кухне, то выглядела старухой, уродливой карлицей – с огромным носом, тонкой шеей и длинными руками. Слуги говорили, что ей на самом деле не одна тысяча лет – и живет она так долго благодаря купаниям в дождевой воде, лепешкам на цветочной пыльце, кушанью из семи семян, густым супам по особому рецепту и напиткам из желтых маслянистых ягод и плодов дикой розы. Иногда она уходила из дому в своем «старческом» виде и возвращалась всегда с покупками – капустные головы, связки лука, пучки моркови, чеснока и острого перца.
Все это я могла наблюдать, когда оставалась в доме из-за непогоды – летать было не велено – и я бродила в человеческом облике по дому и саду, томясь и ожидая момента, когда снова можно будет взмыть в небо. В эти дни старуха оставляла еду специально для меня – сухие лепешки с начинкой из горьких трав и родниковую воду.
Однажды колдунья ушла и слуги пригласили меня на небольшой пир. Я ела вместе с ними неведомые кушанья – остатки со стола Крейтервейс. После обеда вместо молодых людей – им всем было от тринадцати до восемнадцати лет – я увидела зверюшек – зайцев, белок и одного енота. А стены дома будто растаяли и сквозь них проступил густой лес. Я испугалась, но слуги сказали, что это из-за еды – что ешь, то и видишь. Я им тоже сейчас кажусь бурундуком. И правда, через несколько часов они опять стали людьми, а лес – домом, вернее, морок сошел и я стала все видеть, как прежде. После этого я пировала с ними еще пару раз. Это было, конечно, озорством и непослушанием, но мне это сходило с рук.
Только двоим слугам было разрешено покидать дом колдуньи – они-то и собирали травы, грибы и ягоды, которые я находила, летая по окрестностям. Они были сироты – убегать им все равно было некуда. А девушка, которой было позволено работать на кухне, сказала мне по секрету, что она – принцесса, младшая дочь в королевской семье. Ее хотели выдать замуж за ужасного старика-герцога, трижды вдовца. И она сама упросила госпожу Крейтервейс взять ее в ученицы. Еще девушка сказала, что ее полностью устраивают честные, деловые, хоть и очень холодные отношения с колдуньей. Всю ее жизнь няньки с ней сюсюкали, подруги ею притворно восхищались, придворные ей льстили, учителя хвалили, воспитатели всячески лебезили – в результате она потеряла связь с реальностью и только здесь узнала себе истинную цену. Колдунья ни к кому не способна испытывать добрые чувства. Правда, ненависти или жалости она не испытывает тоже. Она просто делает то, что ей нужно, а люди для нее – только средство к получению желаемого. Зато все честно. Когда я попросила объяснить, что это значит, то она ответила, что госпожа Крейтервейс – как явление природы. Ты можешь вымокнуть под дождем, простудиться и умереть – дождю это безразлично. Но он польет твой сад —тот заблагоухает и все будет прекрасно, если ты успеешь спрятаться от дождя. Ее можно сравнить с деревом – оно растет само по себе. Ты можешь отдохнуть в его тени, сорвать плоды и утолить ими голод, а можешь с разбегу врезаться в него лбом в темноте и оцарапаться о кору. Но это не значит, что дерево тебя любит или терпеть не может – оно само по себе, все дело в тебе.
Остальные слуги не могли вспомнить, как попали в дом Крейтервейс, и не могли сказать, сколько провели здесь времени. Только принцессе и еще одному пареньку было доверено приготовление волшебных кушаний и снадобий. Остальные просто мыли, чистили, скобли, пололи, собирали росу и выполняли мелкие поручения.
Колдунья обозначила на карте, где можно летать – мне следовало избегать охотничьих угодий и не останавливаться в городе – меня могли подстрелить или бросить камень. Щипать траву мне разрешалось только у озера. Но я иногда нарушала ее указания – я была молода и не слишком осторожна. Сначала я искала дорогу к своему дому – хотела поглядеть на родителей, сестру и брата хоть одним глазком, но безуспешно. Это было другое пространство, другой Фейервилль. Я пожаловалась как-то принцессе, и она сказала, что есть только один день, когда снимаются все заслоны – это праздник Конец сезона ураганов. В этот день ты можешь попасть, куда захочешь, если выполнишь ряд условий, но это большая тайна.
Я частенько сворачивала с указанного колдуньей маршрута, но обычно легко находилa дорогу к ее дому и всегда возвращалась вовремя. У меня даже появились излюбленные места, о которых я никому не рассказывала. Мне нравилось бродить среди развалин старого монастыря и гулять в саду баронессы Рейвенштар – трава там была слаще. Со временем я осмелела настолько, что стала залетать в город – я гуляла в парке, слушала уличных музыкантов и плавала в пруду. Однажды меня, правда, чуть не задрал кот, в другой раз чуть не забили лебеди – они шипели и грозно хлопали крыльями, да еще противный мальчишка как-то стрельнул в меня из рогатки. Но все обходилось обычно. Поскольку мне все сходило с рук, я осмелела еще больше. Однажды я вмешалась в разговор двух влюбленных. Они прощались в парке, на скамейке. Молодой человек нанялся матросом на торговый корабль и завтра уходил в первое плавание. Он обещал заработать денег и привезти подарки. Девушка обещала его ждать и очень боялась, что его соблазнят прекрасные женщины южной страны. Я не удержалась и пожелала ему счастливого плавания и благополучного возвращения. Молодой человек страшно испугался говорящей гусыни, схватил палку и замахнулся на меня, но девушка его удержала и захотела меня погладить. Я фыркнула и улетела, съязвив на прощанье, что из него не выйдет морской волк – он трусоват. Он рассердился и бросил в меня камень, но не попал. Я покружилась над ними еще немного, и улетела, сказав девушке, что её жених – человек недобрый и ей надо хорошо подумать, прежде, чем давать ему слово. Они еще долго смотрели мне вслед с открытыми ртами.
Но этот неудачный опыт общения меня не остановил. Как-то красивый кудрявый мальчик лет восьми горько плакал, потому что потерял в парке любимую игрушку – деревянную лошадку. Его мать и старшая сестра облазили все кусты в ее поисках, но безуспешно. Ребенок рыдал все громче. Я вытащила игрушку из-под скамейки и подтолкнула ее мальчику. Он расцвел и схватил лошадку. «Мог бы и спасибо сказать», – сделала я ему замечание. «Спасибо, дорогая птица! – громко сказал мальчик, ничуть не удивившись. – Эту лошадку вырезал для меня из дерева мой дедушка. Он недавно умер. Но когда я держу ее, мне кажется, что дедушка смотрит на меня с небес». Это был хороший мальчик и я была рада, что помогла ему.
В тот день я в очередной раз свернула с маршрута, прилетела в городской парк и плавала в пруду. Потом я соблазнилась сдобной булкой с изюмом, которую две нарядные девочки бросали в воду. Я клевала булку, а девочки смеялись и хлопали в ладоши. Я не удержалась, подплыла ближе и сказала: «Спасибо, вы очень добры». Они замолчали, захлопали ресницами и стали спрашивать друг друга: «Агнес, ты это слышала?» «Да, Тори, я слышала. Значит, нам не показалось…» А я, окончательно расшалившись, сказала: «Милые Агнес и Тори, спасибо вам за булку с изюмом». Но тут подошла их гувернантка и я поспешно улетела.
Мне понравилось шалить. Очень понравилось! Однако в этот день я уснула в кустах у пруда – видимо меня разморило из-за булки – а когда проснулась, то долго не могла сообразить, где нахожусь. Было темно, запахи незнакомые и я не могла даже пошевелить крылом. Через какое-то время стало чуть светлее – лунный свет проник сквозь щели… Я находилась в сарае! Мои движения сковывала сетка, а лапки были связаны. Я очень испугалась. Я прожила всю жизнь в родительском доме. Меня все любили и я не могла представить, что кто-то может намеренно причинить мне зло. Да и зачем причинять зло такой милой птице? Я стала исследовать сарай. Я не могла летать или ходить, только подпрыгивать. В углу сарая я нашла две посудины – в одной была вода, в другой – хлебные корки. Я не знала, что меня ждет, и решила на всякий случай подкрепиться. Возможно, это тоже было ошибкой. Но я хотела пить и была голодна. Однако после еды меня опять сморило.