Конец сказки
Шрифт:
– Откуда стреляли? – донеслось издалека. Встряхнувшись, Эдик сбросил наваждение, оттолкнул воспоминания, как льдину от берега и, пригнувшись, принялся внимательно следить за головами, которые неумолимо росли в размерах. Скоро стали различимы и другие части тел. Незнакомцы шли веером, прочесывая поросший кустами склон.
«А ты думал, они собирают грибы?»
Все имели при себе оружие. Двое держали автоматы Калашникова. Добрые верные АКС, против которых пистолет-пулемет времен Второй Мировой войны – не самое подходящее оружие, хоть, безусловно, и лучше хлопушки.
Мигом просчитав свои шансы в перестрелке, Армеец
Вскоре он так отчетливо слышал голоса, словно болтали под ухом.
– Пошли отсюда на х… Завик.
– Огнемет тебя потом в ж… трахнет, мудак.
– Винтаря в пещере привалило, пацаны говорят.
– П… твои пацаны, понял, да?! Еще слово ляпнешь, припарок!..
Эдик затаил дыхание, ожидая, когда головорезы обнаружат труп «геолога», и начнутся крупные неприятности. Большие проблемы, как он их назвал, чтобы окончательно не запаниковать. И тут ему снова улыбнулась удача.
– Забираем правее, пацаны! – приказал невидимый Завик. Бандиты, перекликиваясь на ходу, взяли выше, разминувшись с Армейцем быть может в нескольких метрах. Эдик обмер под кустом, испытывая острое желание помочиться и еще не вполне веря, что пока обошлось. Что пока еще не все потеряно. Как только голоса смолкли, Армеец решил, что настало самое время определиться, как распорядиться ниспосланным Провидением подарком.
Он понятия не имел, правильно ли распорядился им, когда пополз в направлении, противоположном тому, в котором отправились Завик и его приятели. По-крайней мере, это было логично. Проделав около сотни метров, он очутился на косогоре, лысом, как легендарный череп Григория Котовского, пользовавшийся большой популярностью среди любителей анекдотов в советские времена. Заросли, служившие Армейцу замечательным укрытием, оборвались так внезапно, будто их выкосил какой-то комбайн. Устроившись на опушке, Эдик принялся внимательно изучать окрестности.
Прямо под его носом, метрах в двадцати, не более, проходил проселок, назвать который дорогой не повернулся бы язык и у чиновника, лидирующего в абсолютном зачете на открытом чемпионате страны по втиранию очков, который вполне бы мог провести, скажем, Автодор [47] между своими областными управлениями. Ну, или любое другое отечественное ведомство, имеющее прямой доступ к бюджету. Рытвины и валуны делали проселок непроходимым для большинства машин и в сухую погоду, после дождя же он вообще превратился в невесть что. Слева от Армейца проселок сначала задирался вверх, круто, как горнолыжный трамплин, а затем начинал штопором вкручиваться в горы. Где-то там, только много выше, за сплошной пеленой, мокрой и серой, как белье из плацкартного вагона, находился пещерный монастырь, в котором остался Протасов. Теперь оттуда устремлялись ручьи, и Армеец подумал, что, пожалуй, можно было бы срубить немало денег, устроив вместо проселка скоростной спуск на резиновых матрасах для любителей экстрима. Вроде того, что предлагают туристам турки. Эдик даже попытался вспомнить, как это сейчас называется, но модное словечко напрочь вылетело из головы.
47
То
Справа от Армейца, только гораздо ниже уровнем бушевала порожденная ливнем река, заполонившая мутной клокочущей водой довольно широкую балку. Проселок спускался к ней и перебирался на противоположный берег по узкому мосту, сложенному из бетонных плит. Тут местность идеально подходила для обустройства блокпоста, мимо которого и мышь не проскочит. На той стороне балки виднелась небольшая заасфальтированная площадка, заставленная машинами, которые казались абсолютно лишними на картине. Эдик насчитал три джипа, пару микроавтобусов и пикап. Людей видно не было, то ли они куда то отправились (например, блокировать выходы из пещерного города Кара-Кале), толи прятались от непогоды в кабинах.
За площадкой проселок превращался в бетонку, каких в Крыму великое множество, и, петляя, спускался в долину. Эдик подумал, что это и есть путь к спасению, надежно блокированный теми кретинами, что наверняка ошивались в машинах. Он поверить не мог, что покойный Витряков не выставил здесь часовых.
Армеец внимательно посмотрел на реку, бьющуюся в узком пространстве между скалами, словно коктейль в миксере, и подумал, что если бы вода была домашним молоком, ниже по течению можно было бы экскаваторами грузить в самосвалы масло. Нечего было даже думать форсировать водяную преграду вплавь. Это было бы абсолютным безумием, самоубийством в чистом виде. Побывав еще студентом на Северном Кавказе, Эдик на всю оставшуюся жизнь запомнил, чем оборачиваются такие попытки. Трагедия случилась практически у него на глазах.
Он и еще парочка ребят сидели у костра на берегу Теберды, наслаждаясь ароматом поспевающей в котелке финской курицы. О том, что несчастная птица родом из Финляндии, говорили соответствующие надписи на английском, нанесенные на невиданную полиэтиленовую упаковку. Ради того, чтобы ее добыть, ребятам пришлось выстоять не один час у центрального гастронома Пятигорска, очередь жаждущих полакомиться курятиной, как подумал Эдик, была раза в полтора длиннее той, что обычно собиралась на Красной площади у Мавзолея.
Пока курица варилась, наступил вечер. В горах темнеет быстро, тут нет широких просторов, тени прячутся среди скал весь день, так что он переходит в ночь как по команде «потушить свет». Рядом глухо урчала Теберда, как собака, сидящая на цепи. В ее голосе слышалась скрытая ярость и мощь, заточенная до поры до времени между обрывистыми берегами. До противоположного, поросшего кустами дикой малины, казалось, было подать рукой, тем более что и река даже на фарватере была не глубже детского бассейна. В общем, раз, два, и ты уже там.
Но, это было обманчивое впечатление.
Отливающая красным в лучах заката вода летела со скоростью железнодорожного экспресса. Кое-где из воды торчали валуны, вспарывая перекатывающий через них поток пенными гребнями. И еще, вода была холодной. Потому что родилась из ледника.
А еще она была чистой как слеза. Да что там, гораздо чище.
Когда уроженка Финляндии была почти готова, Эдик направился к берегу, черпнуть котелок воды. Вечером не мешало побаловаться чайком, пропахшим дымом костра, тем более, что ночью в горах прохладно. По дороге ребята набрали целую канистру нарзана, хлеставшего прямо из горы, но нарзан это нарзан, у чая свои достоинства.