Конец вечной мерзлоты
Шрифт:
Сооне-сан в испуге завертел коротко остриженной головой.
— Граждане! — Иван Мишин поднялся с председательского места. — Что касается привлечения дикарей к управлению, то просвещенные государства, как известно, этого не делают для блага самих же дикарей.
— А не лучше ли запросить по этому важному вопросу Петропавловск? — предложил Тренев. — У них есть связь с Хабаровском и Владивостоком. Они-то уж знают, как поступать.
— Вы что же, ничего не слыхали? — обернулся к нему Каширин. — Хоть Петропавловский комитет и называет себя новой властью, но он не спешит расстаться со старыми порядками. Я официально ставлю на голосование комитета предложение об аресте господина Царегородцева и всех старых чиновников как уездного, так и полицейского управлений!
Каширин стоял бледный, но всем своим видом выражал решимость.
Японец зашевелился и простонал:
— Моя борьной, моя ходи домой… Моя очень борьной…
Сооне поднялся и стал пробираться к выходу.
Проводив взглядом уходящего, Тренев примирительно сказал:
— К чему такие крайности, гражданин Каширин? Ежели мы всех начнем сейчас арестовывать да сажать в тюрьму, кто останется? Надо искать пути сотрудничества и объединяться на основе общей идеи…
— Объединишь волка с оленем, — проворчал Каширин и сказал: — Я настаиваю на голосовании.
Проголосовали. Большинство высказалось против ареста, остальные воздержались, в том числе и Иван Тренев.
— Следующий вопрос, который нам надо обсудить, — продолжал деловитым тоном Мишин, — это выборы делегатов на съезд представителей в Петропавловск.
— Послать Каширина! — выкрикнул учитель Сосновский, давно забросивший педагогическую деятельность и понемногу спивавшийся. — Пусть он там и митингует.
— Хотите избавиться от меня? — усмехнулся Каширин. — Но ведь я вернусь…
Большинством голосов представителем на съезд был избран Петр Васильевич Каширин.
— Все равно от своего не отступлюсь, — хмуро заявил Каширин.
По Ново-Мариинску, по домишкам, по купеческим, большей частью закрытым по причине отсутствия товара, лавкам, у проруби на Казачке, где бабы брали воду, пронесся слух: Каширин поднимает восстание против Временного правительства.
Сам Каширин загадочно улыбался и о чем-то часто совещался со своим другом Аренсом Волтером, занимавшимся починкой металлических изделий — от примусов до оружия. Аренс Волтер — норвежец — служил на американских судах. Несколько лет назад был списан на берег здесь, в Ново-Мариинске, капитаном, которому не понравились его проповеди о всеобщем христианском братстве. Поначалу Аренс Волтер намеревался основать первую на Чукотке баптистскую общину, но встреча с Петром Кашириным переменила понемногу его взгляды…
— Ваня, скажи, что будет? — пытала Агриппина Зиновьевна мужа.
Но Тренев ничего определенного не мог сказать. Никто не знал точно, что происходит в Петропавловске, во всей России. Телеграммы противоречили одна другой.
— Насчет Каширина все враки, — успокоил жену Тренев.
Легкий на помине Каширин постучался в дом Тренева.
— Здорово, коммерсант! — иронически приветствовал он торговца, зная, что Тренев любит называть себя так, отделяясь от всех других. — По делу я к тебе пришел, — сказал Каширин. — Надобно мне кумачу аршин двадцать.
— На что тебе столько? — удивился Тренев. Красный кумач в основном шел на женские камлейки и расходился довольно туго. — Иль камлейки будешь шить?
— Не на камлейки, а на флаги и лозунги, — пояснил Каширин. — Праздничное шествие будем проводить первого мая.
— Пасхальное, что ли? — заинтересовалась Агриппина Зиновьевна.
— Красная пасха, — ответил с улыбкой Каширин. — Праздник рабочего люда.
— Откуда этот обычай? — с любопытством спросил Тренев.
— От чикагских пролетариев, — ответил Каширин.
— Чудное говорите, Петр Васильевич, — пожала плечами Агриппина Зиновьевна. — Кто же будет праздновать здесь, в Ново-Мариинске?
— Рабочие будут праздновать и туземное население, — ответил Каширин.
Ранним первомайским утром жители Ново-Мариинска увидели странное шествие, двигавшееся со стороны дальнего конца поселка, где между кучкой яранг и кладбищем селились чуванцы и другой бедный люд Ново-Мариинского поста.
Кто-то из баб истошно закричал:
— Идут, идут разбойники! Дикари двинулись!
Всего шло человек пятнадцать. Впереди важно вышагивал Каширин. Куркутский и Волтер держали длинное полотнище, на котором белой краской было написано: «Вся власть трудовому народу и туземцам!» На другом полотнище выведено: «Да здравствует революция! Долой царских чиновников и эксплуататоров».
Отец Николай, только что отслуживший раннюю обедню, во всем церковном облачении стоял на подтаявшем сугробе, чтобы лучше видеть.
Вставай, поднимайся, рабочий народ! Вставай на борьбу, люд голодный! —громко пел Петр Васильевич Каширин, и ему громко вторил, перевирая слова, Волтер.
У крыльца уездного правления Каширин повернулся к собравшимся и громко крикнул:
— Долой царских прихвостней и кровопийц трудового народа!
— С этой свободой как бы он вправду не поднял свой «люд голодный», — мрачно произнес Желтухин. — Люди озлоблены, жрать нечего. Поднеси спичку — вспыхнут.
— Вот и надо дать им возможность выпустить пар, — сказал Тренев, пряча улыбку. — Пусть митингуют, тешат себя.
Между тем процессия остановилась на берегу Казачки, где из снега торчали борта зимовавшего кунгаса. Взобравшись на кунгас, Каширин простер руку над толпой и заговорил.
Издали было плохо слышно, и люди с крыльца уездного правления, стоявшие кучками у своих домов, понемногу собрались позади участников демонстрации.
— Граждане и товарищи! — говорил Каширин. — Сегодня впервые в жизни чукотский край празднует Первомай, праздник трудовых людей всего мира! Оглянитесь вокруг. Какая нищета и несправедливость окружают нас! Из революционного Петрограда к нам пришла весть о свержении самодержавия, об установлении народной власти. А на самом деле что мы видим? Люди, которые должны сидеть в тюрьме или на каторге замаливать свой грех перед народом, свободно разгуливают по Ново-Мариинску. Мало этого, они еще и входят в комитет. Дорогие сограждане Анадырского края и всей Чукотки! Смертельная опасность нависла над нашим краем. Враги новой России из алчных своих побуждений, ради сохранения своих привилегий готовы продать Чукотку и все окраины нашей родины иностранному капиталу. Не дадим в обиду родную землю!