Конец вечной мерзлоты
Шрифт:
На Чукотке в то время работали экспедиции предпринимателя Вонлярлярского, получившего совместно с американцами исключительные права на разведку и добычу золота и других полезных ископаемых.
Петр Каширин перешел от Караевых к ним.
Летом 1915 года Петр Каширин вернулся из очередной поездки в верховья реки Волчьей. Он не скрывал своей радости, однако точно не называл места находок. Его звали на рыбалки Сооне и Грушецкого, где он мог неплохо заработать, потому что умел хорошо солить икру и кетовые жирные брюшки.
Каширин отказался от заманчивых предложений и на последние деньги отправил частную телеграмму на имя Приамурского генерал-губернатора Гондатти и в Иркутское горное управление с просьбой разрешить ему в лице новоучреждаемой компании Каширина-Стивенсона разработку золотоносных россыпей Анадырского уезда. Никто не ожидал, да и сам Каширин не сразу поверил, когда пришло телеграфное разрешение «допустить золотопромышленников Каширина и Стивенсона к разведкам золота, платины и полезных ископаемых, по статье 308 Устава горного на Чукотском полуострове».
Правительственная телеграмма произвела большой шум в сонном Ново-Мариинске. Начальник уезда Царегородцев вызвал Каширина и долго допытывался, кто стоит за его спиной, кем на самом деле является Стивенсон.
Джим Стивенсон… Горячая голова, мечтатель, заступник обиженных, учитель Каширина по золотоискательскому делу. Он взял под свое покровительство русского паренька и открыл ему великую тайну — месторождение золота за знаменитым Чилкутским перевалом на Аляске, в местах давно копанных и перекопанных. Ранней весной 1910 года Джим Стивенсон и Петр Каширин поднялись на Чилкутский перевал. Перед ними лежал снежный склон, а внизу расстилалась долина, широкая и вольная. Надо было спустить двое тяжело груженных саней. На них было увязано горное снаряжение, продовольствие, инструменты и взрывчатка. Первые сани спустили благополучно, а вторые сшибли с ног Стивенсона, проехали по нему и умчались вниз. На второй день у Стивенсона отнялись ноги. Весна отрезала обратный путь через Чилкутский перевал. Петр Каширин ловил рыбу, пытался охотиться, однако ни свежая уха, ни дичь не могли помочь Стивенсону.
В память о нем Петр Каширин прибавил к своей фамилии имя американского парня Стивенсона.
Узнав, что Стивенсона на белом свете нет, Царегородцев разразился ругательствами:
— Холопская твоя рожа! Ишь прикрылся иностранным именем — Стивенсон! Может, Стивенсону бы и дали концессию, но тебе… Кто ты такой?
Царегородцев уже не мог слышать имени Каширина и только думал, как заставить его уехать из Ново-Мариинска.
Петр Каширин поспешил в ярангу Тымнэро.
Не впервые Петр Каширин входил сюда. И каждый раз дивился, как может человек жить в такой нищете.
Каюр уже распряг собак и в задумчивости стоял перед жалкой кучкой замерзших кетин, соображая, как накормить ими свою небольшую, но прожорливую упряжку.
— На кромку льда пойти надо, — задумчиво сказал Тымнэро. — Может, нерпу добуду. Рыба кончится, собакам придет конец.
— Да, без собаки худо чукотскому человеку, — посочувствовал Каширин. — Одна надежда — нерпу добыть. Может, и я с тобой схожу к воде.
— Пойдем, может, вдвоем добудем!
В дыры крыши пробивались солнечные лучи, и множество солнечных зайчиков было рассыпано по грязному земляному полу с оленьей шерстью, обглоданными костями.
— Что летом будешь делать? — спросил Каширин. — Может, подашься со мной на Волчью? Глядишь, заработаешь на домик и поставишь настоящее человеческое жилье…
Тымнэро отрицательно покачал головой.
— Чем плоха яранга? Главное, чтобы горели жирники, чтобы было тепло да еда.
— Скромное, однако, у тебя желание, — задумчиво произнес Каширин. — Что там случилось на радиостанции? Асаевич и Тренев забегали, как потревоженные тараканы.
— Какая-нибудь новость, — равнодушно ответил Тымнэро, прихлебывая горячий кипяток. — Скажи, могу я купить плитку чаю на вот это?
Тымнэро показал деньги.
— Полплитки дадут.
— Значит, сегодня хорошего, настоящего чаю попьем, — обрадованно сказала жена Тымнэро. — Приходи, Каширин, угостим.
— Приду, — быстро согласился Каширин, продолжая думать о странном поведении радиста и Тренева. — А как твой родич, все изобретает письменность?
— Давно не было вестей от Теневиля, — ответил Тымнэро. — Однако не на чем ему чертить. Бумаги нет.
— Пошлем ему бумаги, пусть старается парень, — пообещал Каширин. — Ты понимаешь то, что он пишет?
— Немного понимаю, — ответил Тымнэро и достал откуда-то из глубины чоттагина гладко оструганную дощечку. Поднеся под солнечный луч, Тымнэро показал ряды значков.
Каширин легко догадался о знаке, обозначающем Ново-Мариинск — на дощечке были выцарапаны изображения железных мачт радиостанции.
— Надо же! — с нескрываемым изумлением произнес Каширин. — А что, придет время — и собственная грамота будет у чукчей.
— Коо, — с сомнением произнес Тымнэро.
Послышался скрип снега, и в чоттагин вошли Асаевич и Тренев. Они не ожидали застать здесь Каширина и в замешательстве остановились.
— Еттык, — с удивлением и растерянностью произнес Тымнэро: эти люди никогда не входили в чукотские жилища.
Тренев глянул на Каширина и сказал:
— Дело государственной важности. Надо поехать в угольные копи и позвать людей на сход.
— Что же случилось, господа хорошие? — с насмешкой спросил Каширин. — Россия германца победила? Или миром покончили войну?
— Его величество Николай Второй отрекся от престола, — строго сказал Тренев.
— Шутишь? — Глаза Каширина широко раскрылись от удивления. Любой новости он ожидал, но такую…
— Истинно так. — Асаевич в знак доказательства перекрестился.
— Слышь, Тымнэро, — сказал Каширин, — царь-то наш, Солнечный владыка, с трона того…
— Навсегда? — с изумлением спросил Тымнэро. — Чего это он? Ослаб?
— Похоже, что ослаб, — согласился с ним Каширин.
Тренев строго глянул на Каширина и процедил сквозь зубы:
— Дикарю-то знать это ни к чему, все равно не поймет… Надо создать Комитет общественного спасения, охранять порядок, чтобы не было погромов, насилий, грабежей.