Конец всех песен
Шрифт:
– Некоторые слишком озадачены, бедняги, чтобы понять свою судьбу, а те, кто не озадачен, быстро успокаиваются. Разве вы не устроились, Ли Пао? Вы редко пропускаете вечеринки. Я знаю многих других путешественников, которые живут среди нас, почти не бывая на своих местах в зверинце. Разве мы используем силу, чтобы содержать их там, мой дорогой? Разве мы обманываем их?
– Иногда.
– Только таким же образом, каким мы обманываем друг друга ради извлечения удовольствия из этого.
Ли Пао снова предпочел изменить направление беседы. Он ткнул пухлым пальцем в Джерека.
– А как "ваша Амелия"?
Джерек был удивлен.
– Что вы, Ли Пао. Она никогда не была изменена физически.
Ли Пао вздохнул.
Железная Орхидея потащила Джерека в сторону, все еще держа руку на его плечах.
– Идем, плод моего лона. Вы извините нас, Ли Пао?
Ли Пао коротко наклонил голову.
– Я видела миссис Ундервуд, - сказала Железная Орхидея Джереку, когда они поплыли выше, где было совсем мало людей.
– Она выглядит красивее, чем когда либо. Она была достаточно добра похвалить мой костюм. Ты узнал его?
– Думаю нет.
– Миссис Ундервуд узнала когда я напомнила ей о красивой истории, которую мне рассказал один из городов. Я знаю не всю историю, так как город многое забыл, но достаточно чтобы сделать костюм. Эта история о старой Флоренции и Леди в Лампе, которой требовалось пятьсот солдат в день! Вообрази! Пятьсот!
– она облизнула пурпурные губы и ухмыльнулась. Эти древние! Я намерена воспроизвести всю легенду. Знаешь, здесь есть солдаты. Они прибыли совсем недавно и находятся в зверинце Герцога Королев. Но их только двадцать или около того.
– Ты можешь сделать собственных.
– Я знаю, плоть от моей плоти, но это не будет тем же самым. Это твоя вина.
– Каким образом, вечный цветок?
– В эти дни требуется подлинность. Репродукции без оригиналов являются абсолютной анафемой. А их становится все меньше, они исчезают так быстро.
– Путешественники во времени?
– Естественно. Космические путешественники остаются. Но какая от них польза?
– Морфейл говорил с тобой, красивейшая из цветов?
– О, немного, мое семя, и все только предупреждения, все пророчества. Мы не должны слушать его. Я полагаю, что скоро исчезнет и миссис Ундервуд. Возможно, тогда вещи вернутся к более приемлемому порядку.
– Амелия останется со мной, - сказал Джерек, заметив, как он думал, печальную нотку в голосе матери.
– Ты проводишь время только с ней, - сказала Железная Орхидея.
– Ты одержим ею. Почему?
– Любовь, - ответил он ей.
– Но, как я понимаю, она не делает никаких выражений любви. Вы едва прикасаетесь друг к другу!
– Ее обычаи не такие как наши.
– Тогда ее обычаи примитивны!
– Отличны.
– А!
– ее тон стал недовольным.
– Она занимает все твои мысли, она влияет на твой вкус. Пускай она идет своим путем, а ты - своим. Кто знает, позже эти курсы смогут снова пересечься. Я слышала кое-что о твоих приключениях. Они были ошеломляющими. Вы оба нуждаетесь в отдыхе, в более легкой компании. Но ты ли, цвет моего чрева, держишь ее около себя, когда ей лучше быть свободной?
– Она свободна, она любит меня.
– Я снова повторяю - нет никаких признаков любви.
– Мне известны признаки.
– Ты не можешь описать их?
– Они выражаются
– Хо, хо! Такая телепатия слишком тонка для меня! Любовь - это прикосновение плоти к плоти, произнесенные шепотом слова, кончик пальца, проведенный нежно вдоль позвоночника, сжатие бедра. В твоей любви, Джерек нет страсти. Она бледная, она слабая.
– Нет, дарительница жизни. Ты притворяешься, что не понимаешь. Но зачем?
Ее взгляд был пристальным и загадочным.
– Мама? Сильнейшая из Орхидей?
Но она повернула кольцо власти и упала вниз, как камень, не сказав ни слова в ответ. Он видел как она исчезла в большой толпе, кишевшей внизу около середины здания. Ему показалось странным поведение матери. Она выказывала настроение, которое он никогда не встречал прежде. Она, казалось, потеряла часть своей мудрости и заменила ее злостью (к которой она всегда имела склонность, но злость требовала ума, чтобы сделать ее занимательной), она выказывала неприязнь к Амелии Ундервуд, которой в ней не наблюдалось раньше. Джерек покачал головой. Как могло быть, что она не находила удовольствия, как всегда делала в прошлом, в его удовольствии? Пожав плечами, он направился к нижнему уровню.
Незнакомец приветствуя его, показался из ближайшей галереи. Он был одет в сомбреро, причудливый жилет, сапоги и красные штаны.
– Джерек, моя кровь! Зачем ты летишь так быстро?
Только глаза выдавали личность владельца, и даже это сбивало его с толку почти секунду, прежде чем он осознал правду.
– Железная Орхидея! Как ты многочисленна!
– Ты уже встретил других?
– Одну из них. Которая является оригиналом?
– Мы все можем заявлять право на это, но есть программа. В определенное время несколько исчезнут, останется одна. Не имеет значения, какая, не правда ли? Этот метод позволяет мне всюду успеть.
– Ты еще не встречала Амелию Ундервуд?
– Нет, с тех пор, как я посетила вас на ранчо, моя любовь. Она все еще с тобой?
Он решил избежать повторения.
– Твой маскарад очень впечатляет.
– Я представляю великого героя времен миссис Ундервуд. Король бандитов, любимый всеми бродягами, который стал править нацией и был убит в расцвете сил. Это цикл легенд, с которыми ты должен быть знаком.
– Имя?
– Руби Джек Кеннеди. Где-то...
– она бросила взгляд вокруг.
– Ты найдешь меня в костюме вероломной женщины, которая в конце концов предала его. Ее имя было Роза Ли, - Железная Орхидея понизила голос, - Она вступила в связь с итальянцем по имени Маузер, знаменитому по хитрости способу, которым он ловил своих жертв.
Джерек счел эту беседу более подходящей и был доволен слушать ее в то время, как она продолжала свое восторженное изложение старой легенды на тему о крови, убийстве, мести и проклятии, наложенное на клан из-за ложной гордости его патриарха. Он почти не вникал в ее слова, пока не услышал знакомую фразу (раскрывающую ее пристрастие к ней, так как она не могла знать, что одна из ее "Я" уже использовало эту фразу:
– В эти дни требуется подлинность. Ты не чувствуешь Джерек, что изобретение тормозится опытом? Вспомни, как мы обычно ограждали Ли Пао от сообщения нам подробностей и деталей тех веков, которые мы воссоздаем? Разве мы поступали не мудро?