Конец всех песен
Шрифт:
– Разве вы не видите? Он взял декор от кафе "Ройял" и добавил его к вашему Скотланд-Ярду.
– Штаб-квартира полиции с красными плюшевыми стенами!...
– Герцог почти приблизился к простоте. Не кажется ли вам оно невыразительным?
– Тысяча футов высотой! Это самый длинный отрез плюша, мистер Корнелиан, который я когда-либо могла видеть! А что там, на крыше, облака сейчас разошлись, - более темная масса?
– Черная?
– Голубая, я думаю.
– Купол. Да, шляпа, какую носят полицейские.
Она, казалось, задохнулась от изумления.
– Конечно...
Музыка становилась все громче. Миссис Ундервуд была озадачена.
– Не слишком ли медленно, немного растянуто для вальса? Как если бы его играли на тех индийских инструментах,
– Записи взяты в одном из городов, несомненно, - сказал Джерек.
– Они старые, вероятно, испорченные. Значит, они не подлинные?
– Нет, они не из моего времени.
– Вы лучше не говорите это Герцогу. Это разочарует его, не не так ли?
Она пожатием плеч согласилась.
– Музыка имеет довольно раздражающий эффект. Надеюсь она не будет продолжаться весь вечер? Вы не знаете, какие инструменты использованы?
– Электроника, или тому подобные разные методы воспроизведения звука. Вам лучше знать...
– Не думаю.
– А-а...
Возникла некоторая неловкость и, какое-то время, оба старались найти новый предмет для разговора и восстановить настроение расслабленности, которыми они наслаждались до этого момента. Впереди в основании здания находился широкий темный проход, и в него влетали другие аэрокары причудливые экипажи различного вида, большинство основаны на технологии и мифологии Эпохи Рассвета: Джерек видел лошадь с медными ногами, делающую механическое галопирование в воздухе модель в виде буквы "Т", ее владелец сидел в месте пересечения длинного вертикального бруса с коротким горизонтальным. Некоторые экипажи двигались со значительной скоростью. другие летели более тихо, как, например, большой серо-белый экипаж - ничто иное, как автомобиль, девятнадцатого века.
– Кажется присутствует весь свет, - сказал Джерек.
Она поправила кружева на своем платье. Музыка изменилась, их окружили звуки медленных взрывов и чего-то, ползущего по песку, когда их аэрокар влетел в огромный холл с арочным потолком. Разодетые фигуры плыли от своих экипажей к дверям в холл выше этажом. Их голоса вызывали громкое эхо в зале.
– Королевский вокзал просто карлик перед этим залом!
– воскликнула миссис Ундервуд. Она восхищалась разноцветной мозаикой на стенах и арках потолка.
– Трудно поверить, что это здание не существовало столетия.
– В некотором смысле, да, - сказал Джерек.
– В памяти Городов.
– Оно было сделано одним из ваших городов?
– Нет, но совет городов спрашивается в таких случаях. Хотя они сильно одряхлели, они, все же, помнят еще многое из истории нашей расы. Вам знаком внутренний интерьер?
– Больше всего он напоминает свод готического собора, увеличенного во много раз. Не думаю, чтобы я знала оригинал, если он существует. Вы не должны забывать, мистер Корнелиан что я не эксперт. Многие аспекты моего собственного мира, большинство его районов неизвестны для меня. Я вела в Бромли спокойную жизнь, и мир там очень мал, - она вздохнула, когда они покинули аэрокар.
– Очень мал, - повторила она почти неслышно. Она поправила шляпу и вскинула голову в манере, восхищающей Джерека. В этот момент она казалась более полной жизни и меланхолии, чем он когда либо видел ее. Джерек поколебался долю секунды, прежде чем предложил ей свою руку, но она взяла ее с готовностью, улыбаясь, ее печаль прошла, и вместе они поднялись к дверям наверху.
– Вы рады теперь, что пришли?
– пробормотал он.
– Я решила веселиться, - сказала она ему.
Тут она судорожно вздохнула от изумления, не ожидая той сцены, которую увидела, когда они во шли. Все здание было заполнено нераздельными этажами, а плавающими платформами и галереями, поднимающимися все выше и выше, и в этих галереях и на платформах стояли группы людей, беседуя, танцуя, ужиная, а другие группы или отдельные люди плыли по воздуху от одной платформы до другой. Высоко высоко над ними самые далекие фигурки были настолько крошечными, что фактически их нельзя было увидеть.
– Все это напоминает мне средневековую живопись, - сказала она. Итальянскую, наверно? О небесах?... хотя перспектива лучше, - она поняла что лепечет что-то невразумительное и умолкла со вздохом, глядя на Джерека с выражением удивления собственной растерянностью.
– Значит вам нравится?
– он видел, что ей не скучно.
– Это чудесно!
– Ваша мораль не обижена?
– Сегодня мистер Корнелиан, я решила оставить всю свою мораль дома, она снова засмеялась над собой.
– Вы красивее чем когда-либо, - сказал он ей.
– Вы просто прелестны.
– Тише, мистер Корнелиан. Вы делаете меня самодовольной. Наконец-то я чувствую себя сама собой. Дайте порадоваться этому. Я разрешу, улыбнулась она, - случайный комплимент, но буду благодарна, если вы отложите страстные выражения на этот вечер.
Он поклонился, разделяя ее веселое настроение.
– Очень хорошо.
Но она стала богиней, и он не мог не удивляться. Она всегда была прекрасной в его глазах и достойной восхищения. Он обожал ее за ее мужество, за ее сопротивление влиянию его собственного мира. Сейчас она, казалось, выступает в единственном числе против общества, которое несколькими месяцами прежде угрожало проглотить и уничтожить ее личность. В ее позе была решимость, легкость, чувство уверенности, объявляющее любому то, что всегда чувствовал в ней - и он гордился, что его мир увидит в ней женщину, какой он ее знал, в полном командовании собой и ситуацией. И, так же, между ними существовало взаимное понимание, тайное знание ресурсов характера, из которых она черпала силы, чтобы достичь этой власти. В первый раз он осознал силу любви к ней и, хотя он всегда знал, что она любит его, он был уверен, что ее эмоции так же сильны, как и его собственные. Подобно ей, ему не требовалось никаких деклараций - ее поза сама по себе была достаточной декларацией.
Вместе они поднимались вверх.
– Джерек!
Это была госпожа Кристия, Вечная Содержанка, одетая почти в прозрачные шелка. Она позволила своему телу пополнеть, ее конечности округлились, и она казалась чуточку, но приятно, пухлой.
– Это наверно Амелия?
– с просила она о миссис Ундервуд и посмотрела на них обоих для подтверждения.
Миссис Ундервуд улыбнулась в знак согласия.
– Я слышала о всех ваших приключениях в девятнадцатом столетии. Я, конечно, очень завидую вам, так как этот век кажется чудесным и как раз такой, какой бы я хотела посетить. Этот костюм не мое изобретение. Миледи Шарлотина собиралась использовать его но подумала, что он больше подходит мне. Он подлинный, Амелия?
– она крутанулась в воздухе как раз над их головами.
– Греческий?...
– заколебалась Амелия Ундервуд, не желая возражать. Он превосходно поможет вам. Вы выглядите милой.
– Меня приветствовали бы в вашем мире?
– О, определенно. Во многих слоях общества вы были бы центром внимания.
Госпожа Кристия просияла и наклонилась, чтобы мягкими губами поцеловать щечку миссис Ундервуд, бормоча негромко:
– Вы конечно, сами выглядите чудесно. Вы сделали это платье или перенесли его с собой из Эпохи Рассвета? Это, должно быть, оригинально.