Конец Желтого Дива
Шрифт:
И тут же, как на крыльях, понесся домой к Фариде. Обойдется Адыл-нахал пока что без моего сопровождения. И вообще, надоел мне этот несчастный Желтый Див!.. Еще надоело мне скакать на четвереньках из комнаты в комнату, посадив по крайней мере двух отпрысков соседа Нигмата-ака на спину, да еще громко ржать по-жеребячьи. Мало, что в пот загонят, если ссадишь — еще ревут, жалуются, что не накатались.
— Куда это вы на ночь глядя собрались? — поинтересовалась Фатима-апа, матушка моих всадников.
— В магазин схожу за седлом.
— Вай, зачем вам понадобилось седло?
— Чтобы ваши джигиты могли ездить на мне с удобствами, — ухмыльнулся я.
Приблизившись к дому Фариды, я растворился в воздухе, осторожно открыл калитку. При этом я вознес аллаху примерно такую «молитву»: «О всевышний! Хоть ты высоко сидишь и работы у тебя полно, как в аду, так и в раю, но отвлекись ненадолго, направь свой телескоп сюда, придай мне побольше храбрости, ведь в этом доме я должен стать любимым зятем и мужем. Пожелай мне удачи!»
Да-а, не скажу, что у моего свекра большой двор: три деревца персика, два куста винограда. Не густо. Ба, это что такое? Хобби Салимджана-ака — цветы, а моего тестя, как вижу, — птицы. Сколько тут клеток, сколько птиц: соловьи, перепелки, кеклики, попугаи… Э, да что перечислять, почти все птицы, какие существуют на свете, кроме ворона и дятла, сидят себе в клетках, поют, свистят, верещат, стучат, кукуют… Тут, наверное, очень весело жить. А может, пернатые друзья почуяли появление будущего зятя? Если так, то продолжайте, мои дорогие, я не возражаю.
Ага, что у нас там находится, в глубине двора? Небольшая веранда… И на ней сидит, подложив под себя старенькую курпачу, мой будущий тесть. Перед ним старые-престарые счеты, слева высокая кипа каких-то документов. На носу сверкают очки в железной оправе. Надо, само собой, вначале познакомиться с хозяином дома. Но он так углубился в работу, что стыдно даже отвлекать. Вот чай и фруктовый сахар. Так что найдется работенка и мне…
Тесть наконец отложил счеты, сдвинул очки на лоб и радостно крикнул:
— Мама, мамочка, где ты?
М а т ь. Я здесь, папочка!
О т е ц. Идите сюда, мамочка, скорее!
М а т ь (вбежала, запыхавшись). Что с вами, папочка? Что случилось?
О т е ц (привстав). Магарыч с вас, суюнчи [18] причитается!
М а т ь. Для суюнчи я сердце готова отдать!
О т е ц (обессиленно опускаясь на место). Сейчас я проверил документацию комбината за все пять лет, что я там работаю. Обнаружил недостачу…
Мать (в ужасе прикрывая рот ладонью). Ой, что вы говорите?!
18
Награда за добрую весть
О т е ц. …всего-навсего в три рубля.
Мать (медленно отходя от испуга). О боже, напугали-то как… Вначале обрадовалась было: лицо ваше сияет, суюнчи, и вдруг на тебе — недостача.
О т е ц (с угрозой). Вот теперь-то я поговорю с этим милиционером, такого жара задам — рад не будет.
М а т ь. И поделом! И начальству пожалуйтесь, а то ходят тут всякие… подумаешь!
О т е ц. А Хасана-пекаря… С ним у меня будет разговор особый! Пусть знает, как на честных людей доносы писать.
М а т ь. И правильно сделаете. И от меня ему пару слов передайте.
О т е ц. Передам. Всем достанется!
М а т ь. Пойду обрадую доченьку. Похудела бедняжка моя, глаза ввалились, не ест, не пьет — переживает, точно хворь неисцелимая вселилась.
О т е ц. Иди, мамочка, иди.
Да, здесь мне, конечно, еще придется осаду выдержать. Но посмотрим, что будет дальше. Главное — не унывать. Гм, четырехкомнатный дом, мебель неплохая, но скромная… А вон и Фарида! Ох, бедняжка, лежит на кровати, бессильно раскинув руки. Выглядит даже хуже, чем описала мать.
Ф а р и д а (слабо). Мама!
М а т ь. Я здесь, доченька. Тебе нужно что-нибудь? Или испугалась чего?
Ф а р и д а. Нет.
М а т ь. Температура не спала?
Ф а р и д а. Я не больна, мама.
М а т ь. Не надо так, доченька. Лежи, лежи. Я же вижу, что тебе плохо. Сердце матери не обманешь. А вообще нам радоваться надо: папа проверил все свои документы и обнаружил всего-навсего три рубля недостачи.
Ф а р и д а. Нет, мама. За папу я не боялась. Знаю, что он рубля чужого не возьмет. У меня… я… я хотела вам сказать про другое.
М а т ь. Говори, доченька.
Ф а р и д а. Скажу, если вы меня простите…
М а т ь. Вай, доченька, чего это тебя прощать-то, главное — чтоб ты поправилась.
Ф а р и д а. Я боюсь папу…
М а т ь. Ну что ты, дурочка, почему ты должна его бояться?
Ф а р и д а. Мама, мамочка моя миленькая…
И тут Фарида прижалась к груди матери и горько-горько зарыдала. Мамаша обняла свою доченьку и давай тоже реветь. Ну точь-в-точь моя мама. Потом взяла ладонями круглое личико Фариды, поцеловала в лоб.
— Влюбилась небось, моя глупенькая?
— Мамочка…
— Маленькая ты моя! Влюбилась — радоваться надо, а не рыдать. Ведь любовь поселяется только в чистых сердцах!
— Но я стесняюсь папы…
— Не стесняйся, и папа твой был влюблен, и я. Знаем, что это такое. Любовью прекрасен этот мир, доченька, запомни. Скажи мне, кто этот счастливый парень, который похитил твое сердце?
— Не могу сказать, мамочка.
— Кому же ты это скажешь, дочь, если не мне?
Фарида выскользнула из объятий матери, выхватила из-под подушки мою фотокарточку, протянула ей. Теща взяла карточку, взглянула — и вскрикнула, точно ненароком схватила уголек: